-Ты был чем-то большим, - возразил Дион. –Ты сейчас сказал, что был бы плохим сыщиком, если бы не смог узнать в своём неведомом госте – меня. А каким философом был бы я, если бы не смог распознать в тебе дух философа?
-Ты мне льстишь, учитель.
-Я не льщу никому, даже царям. И уж тем более – царю Птолемею! Кстати, он-то и есть одна из тех причин, по которым я оказался здесь, - Дион слабо улыбнулся, но в глазах его я видел всё тот же неизбывный, ставший уже привычным страх. Он встал и принялся шагать взад-вперёд, скрестив руки на груди и качая головой. Тригонион молча наблюдал за ним.
-Гордиан, ты помнишь те вещи, о которых мы говорили на ступенях библиотеки?
-Боюсь, в моей памяти остались только отрывки. Но я помню, с каким красноречием ты говорил об истине и видимости, и о том, что Академия усовершенствовала, а вовсе не опровергла учение Платона и стоиков.
-Ты помнишь именно это? Как странно! Я-то вспоминаю из наших бесед совсем другое.
-Что же там было ещё, кроме разговоров о философии?
Дион покачал головой.
-Я помню наши философские беседы, хотя и понимаю, как это воспринимается сейчас. Моя велеречивость, высокопарная болтовня – каким же напыщенным я, наверное, выглядел!
-Ничего подобного!
-Нет, я вспоминаю те истории, которые рассказывал ты, Гордиан.
-Что за истории?
-О твоих приключениях в этом огромном мире. О твоём долгом путешествии от Рима до Египта, о Семи чудесах света, которые ты видел по пути, о том, что случилось с тобой в Александрии. Какой скучной в сравнении с этим казалась мне моя собственная жизнь! Ты заставил меня ощутить себя стариком – как будто всё прошло мимо меня. Я и мои коллеги под этими зонтиками обсуждали проблемы добра и зла – а ты на городских улицах сталкивался с добром и злом во плоти, ты участвовал в круговороте жизни и смерти. Я выступал перед римской молодёжью, говоря о различении истины и лжи – а ты тем временем раскрывал тайну убитой в Ракотисе кошки, из-за которой полгорода взбунтовалось.
-Ты помнишь эту историю? – поражённо спросил я.
-Я всегда её помнил. Даже сейчас могу закрыть глаза – и услышать, как ты рассказываешь об этом случае. А философы и лавочники толпились вокруг и слушали, затаив дыхание.
-Город взбунтовался из-за убийства какой-то кошки? – Тригонион недоверчиво смотрел на нас.
-Ты, видимо, никогда не бывал в Александрии. Кошки там – боги, - ответил Дион. –Несколько лет назад произошёл похожий случай. Виновник был римлянином, или, по крайней мере, так говорили. Но сейчас в городе царят такие настроения, что толпа будет рада любому поводу для расправы над римлянином – убивал он кошку, или нет. – Он наконец перестал вышагивать и перевёл дыхание. – Может быть, перейдём в другую комнату? Здесь от жаровни стало слишком душно.
-Если хочешь, я прикажу Бельбону открыть окно, - предложил я.
-Нет, нет. Выйдем на минутку на свежий воздух?
-Как хочешь.
Мы вышли в сад. Тригонион демонстративно дрожал, размахивал руками и полой тоги – словом, вёл себя не по-римски и совершенно неприлично. Дион оглядел рыбный садок, взглянул на темнеющее небо, сделал ещё несколько шагов – и остановился, потрясённый, перед статуей Минервы. Богиня-девственница сжимала в руках щит и копьё, на плече у неё сидела сова, вокруг ног обвилась змея. Статуя была так искусно раскрашена, что казалась живой – ещё немного, и Минерва сделает вдох и посмотрит на нас из-под забрала своего шлема, украшенного высоким гребнем.
-Великолепно! – прошептал философ. Тригонион, храня верность Кибеле, лишь мельком взглянул на скульптуру. Я встал рядом с Дионом и вгляделся в знакомое лицо богини.
-Это единственная женщина в доме, которая никогда не спорит со мной. Впрочем, она меня никогда и не слушает.
-Должно быть, она стоит целое состояние.
-Надо полагать. Впрочем, стоимость статуи мне неизвестна – я её унаследовал вместе с домом. Если бы я рассказал, как это произошло, моего рассказа хватило бы на целую книгу .
Дион восхищённо любовался портиком.
-А вон те разноцветные изразцы над дверными проёмами…
-Произведение мастеров из Арреция. Так мне сказал мой покойный друг Луций Клавдий, когда я был здесь в гостях.
-А колонны, украшенные резьбой?
-Их вывезли из старой виллы в Байях, как и статую Минервы. Работа, как видишь, греческая. Луций Клавдий отличался безупречным вкусом, и не был стеснён в расходах.
-Так теперь всё это твоё? Да, Гордиан, ты достиг немалого успеха. Замечательно. А я, когда мне сказали, что ты живёшь в роскошном доме на Палатине, сначала не поверил, что это и есть тот самый юноша, который в Александрии едва сводил концы с концами.