Но я-то знаю.
Ко мне подходит слегка подвыпивший пожилой господин (к слову сказать, у него пахнет изо рта) и начинает рассказывать о слиянии неких банков, которое он провернул, и приобретении некой собственности, а также о том, что считает мою племянницу единственным человеком, способным придать хворосту вкус несвежих носков, я уже готова с ним согласиться, когда вдруг понимаю, что на самом деле он не говорил последних слов, в комнате слишком шумно и жарко, поэтому я силой мысли заставляю его испариться, и он, конечно же, ковыляет прочь.
Есть у меня кое-какие таланты.
Потом, чудо из чудес, когда все присутствующие уже совсем готовы предаться отчаянию и безудержному пьянству, входная дверь распахивается, и вечеринка внезапно обретает энергию, будто кто-то воткнул вилку в розетку, и нам словно разрешили вернуться к жизни.
Это является молодая чета.
Венди спешит к входу, хлопает в ладоши и восклицает:
— Внимание! Всем внимание! Конечно, все вы знаете моего дорогого, замечательного Ноа, а вот это — его прелестная невеста, Марни Макгроу, моя будущая чудесная сноха. Добро пожаловать, дорогая!
Маленький квартет в углу гостиной ударяет в смычки и заводит «Вот идет невеста», и все толпятся вокруг, пожимая руки молодой парочке и заслоняя мне обзор. Я слышу, как Ноа, унаследовавший семейное фанфаронство и браваду, басовито вещает что-то о перелете и дорожном движении, пока все обнимают и тискают его невесту, будто она — имущество, которое отныне принадлежит всем присутствующим. Вытянув шею и наклонив голову вправо, мне удается разглядеть, что невеста действительно прелестна — высокая и тоненькая, с румянцем и словно вся окружена золотой дымкой, а еще она носит свой голубой берет, заломив его набекрень с той лихой беспечностью, которую нечасто встретишь на приемах у Венди.
А потом я замечаю в ней нечто еще, то, как она смотрит из-под длинной светлой челки. И — оп! — наши взгляды встречаются через всю комнату, и, клянусь, что-то проскакивает между нами, какая-то искра.
Я уже совсем было поднялась со своего места на маленькой софе, но сейчас падаю обратно, закрываю глаза и стискиваю кулаки.
Я ее знаю.
Боже мой, у меня на самом деле возникает такое ощущение.
На то, чтобы собраться с духом, уходит минута. В конце концов, я могу ошибиться. Но нет, так оно и есть. Марни Макгроу, в точности как и я в старые добрые времена, смело противостоит натиску южной аристократии, и я вижу ее сразу молодой и старой, и это заставляет мое немощное сердце колотиться отчаянно, как в былые времена.
«Иди сюда, милая», — телепатически транслирую ей я.
Так вот, значит, для чего я здесь. Не для того, чтобы положить конец годам семейных неурядиц. Не для того, чтобы пить эти абсурдные коктейли, и даже не для того, чтобы припасть к корням.
Мне было суждено встретить Марни Макгроу.
Я кладу ладонь себе на живот, туда, где с прошлой зимы во мне растет клубок опухоли, плотная, твердая субстанция, которая, я уже знаю, убьет меня еще до наступления лета.
«Подойди сюда, Марни Макгроу. Мне так много нужно тебе сказать!»
Но пока нет. Пока нет. Она не подходит.
Ах да! Конечно же. Существуют правила, которые следует выполнять, когда тебя демонстрируют благовоспитанному южному обществу как нареченную наследника. И под напором происходящего Марни Макгроу начинает нервничать, трепетать, а потом совершает ужасную оплошность, настолько восхитительную и запредельно чудовищную, что ее одной хватило бы, чтобы раз и навсегда предстать передо мной в выгодном свете, даже если бы я еще не знала Марни. Она отказывается от хвороста, испеченного Венди. Сперва она просто вежливо качает головой, когда к ней подталкивают это традиционное блюдо. Она пытается утверждать, что не голодна. Это определенно не соответствует действительности, на что и указывает ей Венди, сверкнув глазами-лазерами: ведь им с Ноа пришлось много часов провести в пути, пропустить и завтрак, и обед, перебиваясь на борту самолета одним лишь арахисом.
Милочка, ты должна поесть! — восклицает Венди. — Да на твоих косточках нет ни единого лишнего грамма, благодарение небесам!
Я закрываю глаза. Ну вот, девушка провела здесь всего несколько минут и уже удостоилась уничижительной присказки «благодарение небесам». Марни, дрогнув, тянется к еде, берет булочку и темную виноградинку, но и это тоже ошибка.