Старуха сидела у печи, перекладывая сухие травы в ровные пучки, стоило Варваре ввалиться внутрь, снова упав на пороге из сенника, она задумчиво пожевала губы, тяжело поднялась.
— Вижу родню по ремеслу, чудно, до чего ж ты в бесовскую шкуру вошла искусно. Что привело в мой дом?
Прижимаясь пылающей щекой к холодным доскам пола, Варвара хрипло закашлялась, попыталась восстановить дыхание. В груди пекло, мир перед глазами покрылся черными резвыми точками, она никак не могла увидеть лица колдуньи.
Когда под самый нос старуха сунула ей кружку, барыня приподнялась, выпила ее в три жадных глотка и со стоном уселась.
— Один колдун нож с пня выдернул, как повторить мне обряд, чтоб смогла в зверье перекинуться?
— Дык в ученицы я никого не беру, и знаниями не делюсь за просто так… — Усмехнувшись, женщина уселась на лавку и вытянула вперед выглядывающие из-под юбки опухшие ноги с фиолетовыми разбухшими венами.
— Не прошусь в ученицы, я ко пню отведу, сделай обряд. Что хочешь взамен бери, готова душу продать, только сделай. — Рвано дыша, она скрючилась в поклоне, уткнулась лбом в шершавые доски, жмуря глаза.
Если не выйдет, она может не успеть. Как же долго до нее не доходила истина, что, если помогать на болотах уже некому? Оглушенная шумом крови в ушах и гулким зачастившим сердцебиением, она не сразу расслышала тихий голос старухи.
— Не найти тебе здесь помощи, ведьма. Да и нечем тебе мне платить — душе твоей уже давно место уготовано.
— Почему не найти? — Поднимая голову, Варвара нервно вздрогнула, когти царапнули по полу, оставляя короткие глубокие борозды.
— Не обучена я такому колдовству, а что знаю, тебе будет ненадобно. — Под вопрошающим взглядом Варвары она усмехнулась, растерла ноющие колени морщинистыми ладонями и продолжила. — Знаю я, как людей проклинать, чтоб в зверье обращать. Да только чтоб обратно возвратиться, надобно со всей силы о землю приложиться. Не выжил бы после такого никто. Помню, в дни моей молодости, отвергнутая ведьма целый свадебный воз прокляла, с нареченными да гостями. Ох и долго по округе бродили волки, выли. Один жених, Ефросий, докумекал, в глубокий овраг кинулся. Да только измолотило его так, что в человечьем теле он и дошел.
Отчаяние резво взобралось на загривок, вцепилось в нее алчными зубами, отравило кровь. Ежели Яков жив и здоров — он придумает, как снять проклятие, а нет — так разбиться о землю не самый страшный вариант.
— Что хочешь отдам, обращай.
Выцветшие глаза старухи изумленно распахнулись, она цокнула языком.
— Не буду платы с тебя брать наперед, коль выживешь — расскажешь, как, оно и мне полезно станет. Ан нет, так с мертвеца ничего и не стребовать, будет мне на старости урок. Ой удивила, потешила…
Тяжело поднимаясь, она зашаркала обратно к столу, засуетилась, доставая сученые черные свечи и льняные свертки.
— Боль будет адская, ведьма. Коль тронешься умом — не моя вина. Да только ни звука произнести ты не должна, поняла меня? Закричишь, ринется твоя волшба на защиту, похоронит нас в этой избушке, она на одной моей ругани да плесени держится.
Варвара кивнула, тяжело поднимаясь на ватные ноги, подошла ближе.
— Поняла, прими мою благодарность.
— Ой и ведьмы пошли, порешать себя просит, дык еще и благодарная… Представляй, кем обратиться хочешь, да смотри, язык прикуси.
Запахло жжеными травами, зашептала над деревянной ступкой старушка. А затем бросила посудинку в сторону внимательно наблюдающей за ней Варвары. Стоило порошку коснуться платья, громко хрустнули колени, ноги вывернуло в другую сторону.
Рот Глинки открылся в беззвучном вопле, перемкнуло дыхание. Падая, она ударилась затылком об угол печи, волосы мигом слиплись, запахло железом. А ведьма, не обращая внимания на ее агонию, все кружила и кружила рядом, ее шепот разрывал перепонки, выдирал из груди сердце. Варвара чувствовала себя рыбой, которую бросили в печь — бока прилипали к чугунной сковороде, а она дергалась, извивалась, отдирая заживо прикипающее мясо. И снова опускалась в пекло ада. Молчала, сгрызала в мясо внутренние стороны щек, прикусила язык, захлебываясь кровью.
Прошла целая вечность, переломило каждую косточку, прежде чем лицо потянулось вперед, обращаясь в маленькую голову с клювом, хлынула из удлиняющегося носа горячая кровь, Варвара лишилась слуха. И за ослепляюще белоснежной пеленой густой боли ей послышался ворчливый голос старухи: