— Молодец, умница! А теперь давай, выбирайся из дома, нечего тебе больше тут делать.
Сухие руки подхватили остатки ее жалкого тела и вышвырнули в окно. Варвара не сразу поняла, что снова обратилась.
Грешила она на обращение во время прыжка через пень, ой грешила… Будь теперь у нее выбор — лучше б с десяток раз через нож скакала.
Неповоротливо подскочив, она взмахнула крыльями, привыкая к новому телу. Совсем скоро скопа ринулась ввысь, к полуденному солнцу.
Если первый полет с Яковом ее пьянил и наполнял счастьем, то этот травил, выворачивал наизнанку душу. Еще никогда в жизни Варвара так не торопилась, беспокойный клекот разрывал пышные облака, стремился догнать уносящееся вперед пернатое тело.
А когда впереди показалось болото, она едва не рухнула вниз — крылья отказывались ее держать, ловить порывы сильного злого неба.
Мертвецы. Все болото кишело утопленниками — почти разложившиеся или свежие, покрытые тряпьем или обнаженные, все они брели к центру топей, а у края болот широким кругом разрослось кровавое кольцо. Зоркий скопий взгляд заметил оторванную обезображенную голову с широко раскрытым ртом — кто-то из нечисти объел щеки и губы.
Страх лишил разума, она не сдержала крика. Всех утопленников при себе держал Яков, что же стало с ним, если они при дневном свете вылезли? Оголодавшие, разъяренные, они непременно ринуться набивать свои животы у соседних деревень. Не мог колдун их сам отпустить, не мог…
Когда внизу показалась заветная землянка, Варвара захлебнулась ужасом. Собственный кошмар обрел плоть, разросся. Как когда-то Брусилов стоял над поверженным Грием, так теперь он гордо возвышался над распластанным на земле Яковом, направляя на него пистолет.
И она не думала ни мгновения, не надеялась выжить. Расшибется, но спасет. Заплатит за все страдания, причиненные близким. Пару широких взмахов крыльями, и Глинка сложила их, стрелой несясь к земле. Прямиком на голову стоящего у поверженного врага Самуила.
Он успел поднять голову, заметить приближение скопы, громко закричала и, спрыгнув с Авдотьи, ринулась к нему Лада. И не успела.
Удар вышел сильным. Показалось, что ее вывернули наизнанку. Волна собственной волшбы понеслась широким кругом, согнула, выдрала с корнями хлипкие деревья, сложила грабовый лес.
Хрустнул позвоночник Самуила… Варвара этого уже не слышала.
То, что пальцы стали человеческими, она словно со стороны увидела, и тут же потянулась к кричащему от животного ужаса колдуну, он попытался перевернуться, пополз навстречу.
— Брусничное солнце, о господи, Варя, Варенька… — Закашлявшись, Яков захрипел, сплюнул на землю вязкую алую слюну и, не добравшись до ее пальцев совсем немного, рухнул лбом в землю, прекращая двигаться. Замерла на выдохе грудная клетка, колдун затих.
Это ничего… Ничего страшного…
Слеза скатилась по щеке, скользнула в волосы у виска. А Варвара все смотрела на него, не в силах налюбоваться. Тепло подушечек его пальцев грело ее руку. Как же жаль, что она не может пошевелиться, не может его коснуться, осталась ведь такая кроха…
Через надвигающуюся плотную стену тумана она услышала женский крик и звук выстрела.
Ничего, умирать всегда лучше рядом с любимыми. Теперь она наверняка знает.
Глава 24
Все вокруг было пронзительно зеленым, солнечные лучи пробивались через дубовую крону и слепили, Варвара прищурилась, прикрыла глаза ладонью. Усадьба была такой, какой она ее помнила — словно не было никогда жутких месяцев бегства, не существовало жизни, в которой барыня возненавидела эти стены…
Садясь, Глинка шумно выдохнула, заозиралась. Громко лаяли щенки борзой, прыгая на голову матери, с конюшни доносилось возмущенное ржание — видно конюх снова упился до беспамятства и забыл покормить лошадей. Поджав губы от этой мысли, Варвара попыталась подняться на ноги, да так и замерла в неловкой позе, опираясь на вытянутую руку и выставив ногу вперед. С порога на нее смотрела бабушка.
Аксинья сидела в излюбленном кресле-качалке, накинув на ноги пушистую козью шаль, в руках у нее было вязание — излюбленная забава. Заметив внучку, она широко улыбнулась и помахала рукой, подзывая ее. Ноги понесли вперед сами. Все быстрее и быстрее, переходя на бег, Варвара боялась оторвать от нее взгляда, боялась, что моргнет и та растает. Как же велика была тоска…
— Бабушка… — она упала на колени, обхватила ноги Аксиньи, прижимаясь к бедру щекой. Настоящая, ее можно обнять, не видение… — До чего же скверный мне снился сон.
Сморщенная дряблая рука опустилась на волосы, понимающе погладила, перебирая густые черные пряди. И Аксинья с сожалением тяжело вздохнула.