Видимо, это беспокоило его больше всего — что кончается заряд. Оружие стало бесполезно, и он погиб. Шлем не поврежден, значит — не выстрелом в голову. В грудь, наверное. Или в живот, как несчастного Ландыша. Дабл зажмурилась, поглаживая шлем.
Плеснула вода. Еще.
Открыла глаза — ну конечно, в вечернем солнце ритмично взблескивают весла Ольгерта. Возвращаются.
Почему-то ей не захотелось, чтобы Дагне и Ольгерт видели шлем. Побежала к палатке, засунула его поглубже в рюкзак.
Когда сестра с кавалером подошли к стоянке, Дабл стояла на коленях у кострища и сосредоточенно раздувала угли под котелком.
— Что, еще не готово? — недовольно спросила Дагне. — Весь день пролентяйничала, да?
Младшая сестра сделала вид, что не слышит, и так дунула в костер, что зола поднялась облаком. Старшая закашлялась и отскочила, тряся головой. Заругалась.
Небось сама валялась весь день нагишом со своим блондином и известно что делала. Трудились вдвоем, как проклятые. Умаялись.
Но говорить этого вслух Дабл не стала. А сказала совсем о другом:
— Дагне, тут в Четвертую Колониальную шли бои?
— Откуда я знаю, — фыркнула сестра. — Это тебе надо у Зануды спросить. Он набит под завязку бесполезными сведениями.
— И спрошу, — буркнула Дабл. — Вернемся — и спрошу.
Уезжали через неделю. Сложили палатку, сдули и свернули в тюк лодку, покидали в рюкзаки вещи, подмели стоянку, забросили в утилизатор пустые пакеты и банки. Приготовили к таможенному досмотру два ведерка ягод. С вывозом ресурса с Эгны было строго. Не больше двух килограммов ягод на человека, не больше килограмма сухих грибов… На шлем таможня не обратила внимания: проверяли, не вывозят ли туристы недозволенные ветки, камушки, черенки растений, шишки, раковины, птичьи яйца и прочие природные сувениры. Никому и в голову не пришло, что шлем происходит из-под кочки на мшистом брусничном болоте.
Дома, в Целетройте, что на Лигиде, сразу стало очень некогда. Дагне и Ольгерт назначили свадьбу через месяц. Рассчитали, что отец приехать успеет, а мать — нет. Это было важно — мама не одобряла Ольгерта. Она известна на весь Рионский союз своим острым языком — фельетонистка самой зубастой телепрограммы знаменитого Канала 27. А сейчас, так удачно для старшей дочери, укатила на Лемнискату за очередным едким репортажем. По мнению Дабл, не нужно было маминых талантов, чтобы высмеять Ольгерта. Она, пожалуй, и сама бы справилась. Только зачем? Сестра не простит…
Суета, беготня, платье в кружевах, Дабл, сбегай туда, съезди сюда, подай то, купи это, закажи зал в кафе, найди лучшего мастера церемоний, желательно — самого Оуэна Би Росса, который женил племянника президента Варре… Вечером, когда жених с невестой, пользуясь отсутствием старшего поколения, запирались наконец в спальне и начинали скрипеть кроватью, Дабл выходила на балкон, заставленный кадками с растениями, садилась на пол, прислонялась спиной к волосатому стволу финиковой пальмы и надевала шлем.
— Привет, Джей, — говорила она.
Шлем, конечно, не отвечал напрямую, но все же как-то отзывался на ее настроения. Воспоминания, необъяснимым образом задержавшиеся на добрые сто лет где-то между подкладкой и пластиком, всплывали, направляемые по руслу ассоциаций словами, которые Дабл вставляла время от времени.
Джей мечтал учиться, но шла война, и всеобщая мобилизация его не миновала. Иногда он завидовал своему хромому однокласснику — тот не подлежал призыву. Смысла в войне Джей не видел. Империя пыталась удержаться от распада, захватывая все новые и новые земли и тем самым приближая тот самый распад — неизбежная спираль раскручивалась все быстрее и быстрее. Джон Восьмой-как-его-там не понимал, что это-то его и погубит.
— И погубило, — шептала Дабл в ответ. — Ты был прав. Нет больше вашей империи. Совсем нет. Зачем ты за нее умер?
— Заряда не хватит и на полчаса, — грустно отвечал из далекого прошлого давно умерший солдат Джей.
До свадьбы оставалось четыре дня, когда в дверь позвонили.
— Дабл, посмотри, кто там! — крикнула сестра из комнаты придушенным голосом: она только что нырнула в необъятное облако белого кружева.
Дабл открыла дверь. На пороге стоял высокий худой молодой человек с длинной светлой челкой, падавшей на левый глаз.
— Привет, Зану… ой, прости, Аксель, — поздоровалась Дабл. Повернулась в сторону комнаты и крикнула: — Дагне, это Аксель Финнер!
— А, Зану… Аксель, — отозвалась сестра. — Я выйду через несколько минут, займи его там.
Аксель Финнер улыбнулся углом рта.
— Я осведомлен о своем почетном звании Зануды, мадемуазель Дьябло.
— Не Дьябло, а Дабл! — привычно возмутилась девушка.
— Правда? Запамятовал. Уж больно некуртуазное прозвище для юной леди.
— Ничего ты не забыл, — проворчала Дабл. — Издеваешься просто.
— До тех пор, пока я Зануда, ты будешь Дьябло. Кстати, на твоем месте я пересмотрел бы прозвище. Не только твое нежное имя начинается с "дубль-вэ". На эту же букву есть, например, слово "ватерклозет", имей в виду. Не знаешь, что это такое?
Дабл помотала головой.
— Старинное название туалета, — с удовольствием сообщил Зануда. — Так что подумай, мисс Вильгельмина, дьявол несомненно приличнее сортира…
Дабл зашипела и ринулась в атаку, Аксель ловко увернулся и перехватил ее руку, нацеленную ему в лицо.
— Зануда, — с ненавистью сказала девушка. — Полон бесполезных противных сведений!
Аксель ухмыльнулся.
— Ну не буду больше, не бей меня, Вильгельмина. Скажи лучше, чем там так занята твоя сестра.
— Примеряет свадебное платье.
Ухмылка на лице Зануды искривилась, потеряла веселость и погасла — всякое выражение стерлось с его физиономии.
— Мистер Мускул? — спросил он очень ровным голосом. Дабл кивнула. — Ясно. И когда свадьба?.. А, какая разница. Пойду я. Передавай Дагне привет. На свадьбу пусть не ждет — обойдется. Прощай, Дьябло.
Дабл не успела и рта раскрыть, как он выскочил в лифтовый холл.
— Подожди, — торопливо сказала она ему в спину. — У меня к тебе куча вопросов!
— Извини, Дьябло, — отозвался Зануда, не оборачиваясь. — Не сегодня. Где меня искать — знаешь, можешь задать свои вопросы в другой раз. Звони и заходи. Пока.
— Не Дьябло, — машинально поправила Дабл.
Аксель махнул рукой: а, да хоть горшком назовись, — и шагнул в лифт. Двери закрылись, загудел мотор.
Дабл вернулась в квартиру.
— Ты даже не сказала ему, что выходишь замуж! — бросила она возмущенно. — Он пришел предложение делать, а ты…
— Опять! — прошипела Дагне. — Зануда! "Ах, Дагне, знаешь, сколько звезд в нашей системе?" "Дагне, ты слышала об ацтеках?" "Дагне, дорогая, прочти Кутта, непременно!" Достал! Не знаю, не слышала, не читала и не желаю! "Дагне, любовь моя, все же подумай, я буду спрашивать снова и снова, может быть, ты согласишься!" Не соглашусь, и не обязана ему докладывать, за кого и когда я собираюсь замуж — всяко уж не за него!
— Ну и дура, — сказала Дабл. — Он в сто раз лучше твоего Мистера Мускула. По крайней мере у Зануды есть мозги!
— Вот сама и выходи замуж за сушеные мозги! — рявкнула сестра. — Лучше посмотри на подол, он, кажется, перекашивается вот тут, слева, надо заложить складку. И ни слова больше про Зануду, иначе крепко поссоримся!
— Вот погоди, мама тебе скажет, — пробормотала Дабл себе под нос.
Дагне передернула плечами.
— Я тебя прошу человеческим языком, посмотри, как там слева подол. Ну?
Младшая вздохнула и взяла с трюмо щепоть булавок. Заколола складку, где было сказано. Получилось плохо. Переколола. Еще раз переколола. Наконец невеста осталась довольна результатом.
— Я могу наконец быть свободна? — спросила Дабл.
— Валяй, — благодушно отозвалась сестра. Возня с подолом привела ее в хорошее расположение духа. Понятное, осмысленное, полезное занятие. — Пара часов у тебя есть.