Кашель… Что в голове? Тоже кашель. Где же комар? Где?
Идти
Опереться
Стоять
Глубже дышать
Глубже.
Нет, кашель… Как надоело
Идти.
Лоскуты бытия
Дрожь
Холодно
Дальше
Где кашель
Почему нет
Вот явился. Кашлять и кашлять.
Идти
Голова
Жидкая голова
Не расплескать мошкару
Сесть под дерево
Сесть.
Кашель. И под деревом кашель.
Подняться
Идти
Дальше идти
Сколько кашлять ещё
Выкашлять всё
Пустота это кашель
Жидкая голова
Плещется мошкара
Тяжело
Кашель
Хватит идти
Некуда
Ещё шаг
Кашель пусть падает
И мошкара
Падай
Пускай
тишина
сосны шатаются
что-то гудит
в голове перестало плескаться
только гудит
лоскуты бытия
Дух леса прости
не плещется
всё…
ЗАБЫТЬЁ. Эшафот. Деревянный. Он там стоит. На эшафоте. Он ждёт палача. Палач куда-то пропал. Сейчас прилетит. Он ждёт палача. С крыльями.
Какой-то репродуктор на столбе. Репродуктор читает стихи.
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю
Какие хорошие стихи. Он слушает. Ему нравится. Он слушает. Стихи прочитаны. Палача нет. Потерял крылья. Не прилетел. Он один на эшафоте. Репродуктор молчит. Он может идти, куда хочет. Но здесь ему лучше. Вдруг репродуктор снова заговорит. Вдруг явится палач. Палач с бакенбардами. Нет никого. Он один. Ветер шумит. Ветер хороший. Сосны шатаются. Солнце над соснами. Солнце в глазах. Много солнца. Блестит.
ПРОХОЖДЕНИЕ. Он на земле. Солнце бьёт по глазам. Он отворачивается.
Сосны скрипят на ветру. Он… он в лесу… он ждал комара на эшафоте. Он ждал – и не дождался. Наверное, надо идти. Наверное, надо. Но он только садится. Прислонился спиной к сосне. Солнце скрылось за облаком, не прорывается, а он вспомнил, что было.
Врачиха. Беременная латышка. В белом халате. Она говорила ему про какие-то CD-клетки, что их очень мало, только пятнадцать, она говорила ему по-латышски, а он переспрашивал по-русски, сколько должно быть, какова норма. Латышка сказала, что норма не меньше семисот, и он пытался сосчитать в уме, сколько это процентов, пятнадцать от семисот. Получалось, что два процента, от его иммунитета осталось всего два процента, он не мог в это поверить, он что-то не понимал, он хотел переспросить, почему он тогда живой, он пытался переспросить, но латышка всё говорила по-своему, объясняла про CD-клетки на единицу, а потом замолчала, взглянула ему прямо в глаза, он помнит, голубые глаза у латышки и круглый живот под белым халатом; она вдруг всплеснула руками и сказала на чистом русском:
«С таким малым иммунитетом можно умереть от любого комара».
Но комар не прилетел. Кажется, не прилетел. Он глядит на свои руки. Следов от укуса не видно. Наверное, надо было закатать рукава. Он забыл закатать рукава. Он ещё сдавал кровь после латышки, там на сгибе локтя приклеена ватка, где вена, он закрыл ватку рукавом, надо было открыть, но… зачем комарам отравленная кровь, зачем… ему холодно, его температура, наверное, перевалила за тридцать восемь, у него всегда теперь утром тридцать пять, а к вечеру тридцать девять. Но сколько сейчас времени? Он хочет достать из кармана мобильник, посмотреть время, хочет – и забывает, что хочет; ему просто надо идти. Встать и куда-то идти. Пока не начался кашель. Но и про это он забывает.