Но он не верит. Кончился кашель, и он не верит. Не злая эта латышка. Нормальная. К тому же беременная. Наверное, бюрократической машине и вправду нужен месяц для оформления всех бумажек. У них же компьютеры старые. Тормозят.
Тормозит и он сам. Вышел к дороге. Городское шоссе. Машины мчатся потоком, так просто не пересечь. Остановка уже видна, она соблазнительно близко, но машины несутся, гудят, дымят – куда они мчатся, так много, куда?..
У него опять кашель. А машины вдруг выдали просвет. Он бежит, кашляя, закрыл рот рукой; он почти не смотрит на машины, потому что просто достали, все-все, и если какая-то сейчас ударит – пускай. Но визжат тормоза. Не ударила. Ни одна не ударила. Может быть, побоялись его дикого кашля. Он уже на обочине, на другой стороне. Осталось чуть-чуть пройти.
Остановка. На скамейке сидят вездесущие бабульки. Ему хочется сесть, но просить бабулек подвинуться – нет уж… Всё-таки хочется сесть. Хоть приткнуться на краешек. Снова озноб. Скачет температура. Ведь скачет.
Троллейбус. Он влезает в троллейбус и плюхается на сиденье.
Троллейбус поехал. А ему снова хочется кашлять. Он зажимает рот рукой, терпит, сколько может, но через одну остановку вываливается из троллейбуса.
Можно откашляться. На улице можно откашляться. Отойти в сторону и откашляться. Ему всё равно пересаживаться на автобус.
Ругаются матом. Какая-то очередь. Один пенсионер ударил другого ногой, тот ругается и замахивается кулаком, но женщина держит его сзади за руку, мешает ударить в ответ. А противник ещё раз пинает ногой. Так когда-то (в легендарные времена) дрались в очереди за водкой. Но теперь очередь за сэконд-хэндом. Выброшенные в Европе тряпки здесь продают на вес. Опущенная страна. Пенсионеры сцепились в обнимку. Клинч. Женщина сзади зовёт на помощь. Длинная очередь расступилась, он теперь ближе всех… Он сам сейчас упадёт, как он растащит, он сам упадёт, зачем они расступились как раз перед ним, зачем? Один старик повалился. Второй бьёт ногой поверженного.
– Не бей лежачего,– это он говорит, возмутился.
Старик разворачивается. Бац! Удар в глаз. Ему – в глаз. Ему.
– Мне же больно,– он опять возмущается. Ощупывает место удара. Крови нет. Агрессивный старик принял позу боксёра, готов ударить ещё, лицо красное. Нет, правую щёку он не подставит. Да пошли они все! У старика поехала крыша. Кашель… Он бежит с поля боя. Нет, ковыляет. Зажал рот рукой. Опущенная страна. Чёртов кашель. Автобус. Скорее в автобус!
Есть места. Многие выскочили прямо в очередь, потому есть места. Он садится.
Едет автобус. Теперь только не кашлять. Тихо сидеть. Как партизан. Тихо сидеть.
Он трёт пальцами под левым глазом. Будет синяк или не будет? А, всё равно. Ему всё равно.
Он думает про CD-клетки. Может быть, это всё же не весь иммунитет, а только часть. Как род войск. Есть ведь пехота, есть кавалерия, артиллерия, танки… У него нет больше танков. Разбиты танковые войска. Можно ли выиграть войну без танков? Кажется, нет. Без танков не выиграть. Кажется, нет. Но если ракеты, если есть авиация?.. Где у него авиация? Где ракеты? Ну где?
Он вдруг смеётся. Вслух смеётся. В автобусе. Как юродивый. Вслух.
Любовь есть ракета. Любовь!
Но впереди остановка. Из-за будки мелькнула чёрная форма охранника с дубинкой за спиной. Преждевременно высунулся из засады и выдал своих.
Партизан вскакивает. Хватит смеяться. Прочь из автобуса. Прочь!
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Вечер. Начал накрапывать дождик. Стемнело. Он добрался, наконец, до своего дома. Как-то добрался. Осталось подняться на третий этаж. Ещё совсем недавно он мог бы просто взбежать. А теперь уже на четвёртой ступеньке начинается одышка. Звенит в голове, сердце колотится, воздуха не хватает. Куда делся воздух, куда? Неужели это когда-нибудь пройдёт? Неужели будет как раньше? Не думать об этом. Не думать. Просто дойти до дверей. Просто дойти.
Отдохнуть. О чём-то подумать. О чём-то хорошем. Забыть про одышку. Подумать.
Любовь. Лю – это люди, а бо – это Бог. Люди и Бог вместе, это любовь.
Он держится за перила. Отдыхает посередине пролёта. Ещё таких три. Три с половиной.
Шаги. Дальше шагать. Подоконник. Попробовать присесть на подоконник. Слишком узкий. Прислониться лицом к стеклу. Кажется, он прислоняется. Но ничего не чувствует. Ничего. Только мало воздуха. Мало. Не хватает. Но идти дальше… идти… прилечь на диван.