Пусто на кухне. В хлебнице чёрствый кусок чёрного хлеба. В холодном шкафу макароны и гречка.
Он берёт хлеб. Как сухарь. Не отгрызть. Вот он – аскет. А орда не аскеты. Почему не аскеты, орда, почему?
Обратно в комнату. По стенке. Хлеб кое-как сгрыз. Теперь на диван. Лежать до зимы. Покуда дождь прекратит барабанить. Покуда снег. Покуда соседи…
Кашель. Соседи уже слышат кашель. Наверное, не даёт им поспать.
В одеяло укрыться. С головой в одеяло. Там кашлять. Тайком.
Дождь барабанит. Концерт для орды. Он под одеялом слушает тоже. Бесконечный концерт. Бесконечный тупик.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Утро. Он просто лежит. Кашля нет. Только звон в голове. Кислый металлический звон. Наверное, от пониженной температуры. Так мозги согреваются. Дрожью. И дрожь звенит. Торопит сердце. «Скорее поднимай температуру, скорее». Но тогда придёт кашель. А пока – пустота. Словно выкачано что-то из головы, словно высосано. Что-то кислое высосано. Ну и пусть.
Однако он же купил таблетки. Значит, не будет пока умирать, повременит. Эта мысль застряла в голове, зацепилась за что-то и много раз повторяется. Значит, не будет пока. Повременит. Мысль повторяется – и он встаёт. Идёт за таблетками. Принимает. А после назад. Снова лежит.
ПАМЯТЬ. Сколько же ему было? Ещё до школы. Года четыре, наверное. Они собрались на крылечке. Девчонки и он. Старшая девочка приехала из Москвы. Она пойдёт в школу. Старшая девочка рассказывает о микрокосме и макрокосме, а он восторженно слушает. Он вникает. Он удивительно всё это припоминает: миры вложены друг в друга как части матрёшки. То, что в нашем мире только атом, это солнце меньшего мира, солнце меньшей вселенной. Зато солнце нашего мира лишь атом большей вселенной. Да, он всё это знает, про атомы, про солнца и про вселенные. В четыре года он мог про это припомнить. А сейчас вдруг припомнил про разговор на крыльце. Было ли? Что-то ведь было. Он помнит восторг. Восторг припоминания. Микрокосм… Макрокосм… Он, его внутренности – планета. Планета для жадной орды. Которая гадит так же само как люди. Всё так же само. Сожрать и изгадить. Общество потребления. Потреблять! Но теперь потребляют его. Его самого. Изнутри потребляют. И скоро уже потребят. Совсем потребят. И все сдохнут. Все потребители вместе с ним.
ПРОХОЖДЕНИЕ. Просто так лежать невыносимо. Что-то надо бы сделать. Спеть лебединую песню. Вроде бы так полагается. Спеть лебединую песню. Спеть – но для кого? Конечно, для орды. Пускай слушают. Спеть для орды, как они гадят. Прямо как люди. Хапают, хапают, хапают…
– Гады, что же вы хапаете? – так он говорит. Кажется, начал. Начал – и кончил. Нечего больше сказать. Хапают гады. Девяносто восемь процентов захапали, остались два последних. Из этого песни не выйдет. Из двух процентов – не выйдет. Не умеет он петь. И вообще – начинается кашель. Кашель – вот его песнь. Изнурительный кашель. Кислый, с привкусом металла. Орда, наслаждайся! Он кашляет.
Наконец-то прокашлялся. Всё закашляно в комнате. Все закоулки. Кислое всё. Кисло-мерзкое. Выйти в другую. Уйти!
В другой комнате у него компьютер. Да, конечно, компьютер. Сесть за компьютер. Сесть и включить.
Загудел вентилятор. Пикнул динамик. Хард-диск затрещал. Оживает компьютер. А у него снова кашель. И в этой комнате – кашель. Опять!
Что может быть нового в интернете? Посмотреть между кашлем. Или сразу же выключить? Нет, посмотреть. Но что может быть нового? Что? Ничего. Всё как кашель. Как этот кашель. Кислый, с привкусом металла. Кхе-кхе-кхе. Надо ещё таблетку. Кашель замучил. Ещё таблетку. Ещё!
Ничего нового в интернете. На поэтическом сайте объявлен конкурс. Поэты пишут о счастье. Рифмуют с ненастьем, с участьем, с пристрастьем… С ордой пусть попробуют срифмовать… С ордой пусть попробуют. С кашлем. И с кислым звоном. В его голове – кислый звон. Кислый-кислый. Выключить этот компьютер. Выключить – и на диван. Пусть проветрится кашель. В этой комнате пусть проветрится. Окно распахнуть – и на диван.
****
ПАМЯТЬ. Он стоял на крыльце и смотрел. Смотрел в небо. Небо было прекрасным. Он испытывал восторг. Неизъяснимый восторг бытия, свежий-свежий.
Во всём виноваты слова. Их затёртость. Вот что он помнит из детства? Высокое небо, прекрасное, неуёмный восторг… Тогда он знал небо, само – а сейчас он знает слова, только слова. Тогда было небо, сейчас – слова о небе. Тогда его не волновало, как перевести восторг в слова. Потому что этот восторг заполнял всё, без остатка. А сейчас всё заполняют слова. И ещё кашель.