…Хмурой, дождливой осенью энного года в кабинет нового (старый ушел на пенсию) директора «Крупной книги» товарища Трусозайцева вошел, опираясь на костыль, белобородый старичок и, сняв шапку, проговорил:
— Я молодой автор. Здравствуйте. Пришел узнать насчет своей повести.
— Какой повести?
— «Зеленое море» — о целинных хлебах.
— Когда вы ее сдавали?
— Еще при старом директоре, товарище Канителине.
— Вот то-то и оно… при старом, — недовольно пробормотал Трусозайцев. — Все старое мы сейчас заново пересматриваем, перетряхиваем, уточняем. Как ваша фамилия?
— Кукушкин… Иван Кукушкин, из целинного совхоза я. А точнее, из города Березняки, — сообщил дед. — Он, совхоз-то наш, теперь городом стал. Тридцать тысяч населения!
Товарищ Трусозайцев достал из стола список рукописей, провел по листу сверху вниз прокуренным пальцем и, найдя нужную фамилию, поднял удовлетворенные глаза.
— Все в порядке, дедок! Ваша рукопись послана на первую рецензию. И если…
Пояснения издателя насчет возможного варианта новой «первой» рецензии дедушка Иван слушать не стал. Он нахлобучил на уши шапку и заковылял к выходу.
Майским солнечным утром нового високосного года в издательстве «Крупная книга» поднялся большой переполох. Перепуганные криком директора сотрудники рыскали по столам, шкафам, перетряхивали архивы, бегали из кабинета в кабинет, безнадежно пожимали плечами, спрашивали друг друга:
— Не нашли?
— Нет.
— Как сквозь землю…
— Не мудрено.
На шум и топот прибежал, запыхавшись, председатель месткома:
— Что случилось? С чего переполох?
Трусозайцев вынул взлохмаченную голову из шкафа, устало опустился в мягкое кресло, вытер ладонью нотный лоб:
— Скандал, батенька. Мировой скандал. О рукописи старика Кукушкина каким-то чудом пронюхал критик товарищ Рогач. Повесть его хотя и на историческую тему… о первых целинниках тридцать лет назад. Но талант есть талант, ну и тово… поднял ее на щит. А наши чиновники, шил их бес серым жгутом, маринуют. Тянут кота за хвост.
— Так в чем же дело? — сказал председатель месткома. — Берите, редактируйте, сдавайте.
— Да я бы, — вздохнул Трусозайцев, — сей миг бы в набор… в печать. Но вот беда… рукопись затеряли. Как черт с квасом ее проглотил.
Не успел Трусозайцев произнести эти слова, как в дверь кабинета протиснулась сияющая голова главного редактора Ипата Балтазаровича Телушкина. Он на цыпочках прошел по ковровой стежке и торжественно водрузил на стол пожелтевшую, покрытую многолетним слоем пыли рукопись.
— Вот, — проговорил, задыхаясь от радости, Телушкин. — Нашли голубушку. Цела-целехонька, Казимир Степанович. А это договорчик. Все на мази. Лишь подписать.
— Наконец-то! — просиял Трусозайцев. — Нашлась, чертовка!
Он облегченно вздохнул, словно только что сбросил с плеч большую гору, взял рукопись, вынул из стакана ручку, размахнулся и… написал: «Рукопись послать на пос. рецензию».
«И да маг румэла…»
(Почти по Гоголю)
Начальник ремонтной конторы Иван Матвеич Редька оглядел созванный на экстренное совещание узкий круг подчиненных и, тяжко вздохнув, заговорил:
— Поздравляю. Щиро дякую вас. Допрыгались. Доигрались в народную копеечку, бодай нас корова. Дошвырялись ею направо, налево. В прессе вон обсуждение идет. Рачительных хозяев добрым словом… А таких швырял, как мы, — в хвост и в гриву, в гриву и в хвост.
— Это за что же нас-то? — шмыгнул красным носом мужчина с лицом, похожим на медный чайник. — Разве мы все на ветер… в трубу-с? Глянь, каких два дома отгрохали! Шапка летит с головы.
— Летит, как же, — подтвердил Редька. — Волосы дыбом, как глянешь, сколь вокруг битого кирпича, стекол, порченых досок. А как возим цементный раствор? Вы видели хоть раз, как печет блины неумелая молодица? Видели. Ну вот так и у нас. На загнетке густо, а в сковородке — пусто. Всю дорогу ведь заляпали ценнейшим раствором.
— Верно! Безобразничают иные, — раздался голос из дальнего угла. — Ленятся в щель кузова тряпку сунуть. Греть за это надо.
— И взгреют. Ох как взгреют! — вздохнул Редька. — Уже звонок был. Проверяющий едет. Прямехонько к нам по заляпанной дорожке и пожалует. А потом кое-кого за хомут да в доклад для разноса, да в прессу!