— Да-а, — мечтательно протянул солдат Аркадий Квасов. — Глядишь, еще и соловьи прилетят…
Трудно поверить, но случилось так, что именно в эту самую минуту в молодых кустах акации неожиданно запел соловей. Сначала щелкнул робко, тихонько, словно прислушиваясь к своему голосу, потом свистнул звонче раз, второй и сыпанул такую трель, что Уткин восхищенно прошептал:
— Бра-тцы, это же наш… на-шен-ский, кур-ский!..
— Да тише ты, тише! — зашикали на Уткина со всех сторон.
— Спугнешь. Улетит ведь…
Но на радость всем соловей не улетел. Весь вечер до самого отбоя слушали его солдаты, вспоминая курские, смоленские, рязанские леса, калиновые рощи, росистые луга и тех, с кем встречали соловьиные зорьки.
На следующий день весть о появлении в молодом лесопарке курского соловья разнеслась по всему лагерю, миновала полигон и полетела дальше. Военкор Сема Клепиков сбегал на почту и послал в солдатскую газету срочную телеграмму: «Нашем лагерном лесопарке слушали трели курского соловья тчк Инициативе групкомсорга Тыквы посадку деревьев зпт кустарников продолжаем новым воодушевлением тчк». А ротный поэт Аркадий Квасов даже сочинил в связи с этим редчайшим событием стихи:
…После занятий воины снова собрались на лавочке послушать знаменитого певца. Вечер был теплый, погожий. Степь замерла, притихла. Ничто не нарушало упоительной тишины, лишь слышались шаги часового у боевых машин да в овраге по-прежнему буйствовал соловей.
Все слушали редкий «концерт» затаив дыхание. Только рядовой Уткин никак не мог сдержать своего восхищения. Он то и дело вздыхал, чмокал губами и восторгался:
— Вот это трель! Вот это красота! Сразу видно — землячок поет.
— А откуда видно, что это курский, а не рязанский?
— Нашли кому не верить, — обижался Уткин. — Да я, если хотите, профессор по соловьям. За семь километров могу определить породу. Обычный соловей, например, делает только два щелчка, а потом переходит на короткую трель. А у нашего, курского, вот послушайте. Один щелчок, дд-вва…
Уткин глянул в ту сторону, где только что умолк соловей, и окаменел… Из кустов акации, стряхивая с гимнастерки песок, вылезал ротный каптенармус Панас Довгоступенко.
Солдаты застыли в недоумении. Уткин со стыда закрыл лицо руками. Квасов растерянно улыбался, а Сема Клепиков вскочил как ужаленный и закричал:
— Кто просил тебя петь по-соловьиному? Кто?
— Да ты що? С глузду зъихав, чи що? — усмехнулся Панас. — Разве не знаешь, концерт самодеятельности скоро? «Соловья» Алябьева буду исполнять.
— «Соловья», — передразнил Клепиков. — Всю мне кашу испортил, свистун амбарный.
— Какую кашу? Да что случилось?
— А то, что осрамил… грязным помелом обмазал!
— Каким помелом?
— А таким! Я послал в газету заметку, что у нас поют соловьи. А теперь как людям в глаза смотреть? А все это Уткин затеял. По всему лагерю раззвонил: «Курский соловей прилетел. Мой землячок запел». Эх ты, профессор соловьиный!
Рядовой Клепиков плюнул с досады, надвинул на глаза пилотку и зашагал прочь от злополучного места.
Не теряя времени, он побежал на почту и дал срочную телеграмму с просьбой не печатать корреспонденцию. Но было поздно. Солдатская газета, страдавшая от хронического недостатка лагерных материалов, сработала оперативно. На следующее утро Сема Клепиков развернул газету и побледнел. Его маленькая заметка, побывав в чьих-то волшебных руках, превратилась в подвал с крупным заголовком: «Опояшем военные городки зеленым поясом». И начиналась она так:
«Лес зеленый, лес кудрявый! Сколько песен, сказов, былин сложено о нем!.. Великие писатели и поэты по праву называли лес своим близким другом. И в самом доле, лес — это не только строительный материал: доски, бруски и всякие там стропила, но и верный хранитель рек, защитник от оползней, суховеев, надежный маскировщик техники и личного состава. Однако, несмотря на это, некоторые товарищи, на которых не будем указывать пальцем, держат озеленительную работу постоянно в загоне. И не случайно есть еще такие военные городки, где зелени, как говорится, кот наплакал. Так, в частности, было и у нас. Было до тех пор, пока комсомольская организация, где групкомсоргом товарищ Тыква, не поставила вопрос ребром: «Лес или безлесье?» — «Лес!» — ответили хором комсомольцы и дружно взялись за дело. Зазвенели кирки, лопаты, и вскоре весь пол отнятый городок опоясался зеленым ковром. Шумит, растет солдатская дубрава, разносит ароматы грибов и ягод, и, словно в награду за труд, звонко поют курские соловьи, перекликаются чибисы, дятлы, кукушки…»