Как завел машину и вывел ее из парка, убей громом, — не помню. Образумился, когда автомобиль с грохотом катился по шоссе. Вот и автодром. Вначале я окоченело молчал, все еще не веря себе, потом начал улыбаться, посматривать на сидевшего рядом старшину, и вдруг, объезжая колдобины, грузовик свернул круто вправо, влево — и… о, ужас!!! Машина на полном ходу врезалась в стену, прошибла ее и остановилась.
Я от страха, видно, потерял сознание, а когда открыл глаза, старшина стоял шагах в трех от машины и курил. Он насмешливо спросил:
— Ну как? Живы?
— Жив, товарищ старшина.
— А могло быть хуже.
— Могло.
— И как же теперь? За аварию отвечать придется.
Я сник, как в мороз лопух, виновато опустил голову. Старшина ободряюще похлопал меня по плечу.
— Успокойтесь, товарищ Стручков. Аварии нет. Стенка эта учебная. Из фанеры, чтоб настоящие не сшибали. Завтра получите лимузин. В шесть пятнадцать быть в парке.
В ту ночь я почти не спал. Мне грезился голубой лимузин, чудилось, что все шоферы меня поздравляют, а черноглазая библиотекарша Верочка даже робко просит: «Митенька, покатай».
Сразу после подъема я помчался в парк. Старшина Ухватов встретил меня у ворот.
— Принимай лимузин, — сказал он, направляясь к напасу, что рядом с гаражом. — Помимо учебы, будете делать три рейса в день.
Я глянул под навес и обомлел: там вместо лимузина стояла кривая серая кобыла, впряженная в телегу с бочкой. А на бочке кто-то вывел дегтем: «Лимузин КОБ-2».
Сейчас я исправно вожу на КОБ-2 воду для нашей полевой кухни и старательно учусь, как велел старшина. Все говорят, что из меня получится хороший шофер. Но я об этом ни слова, ибо старинная пословица гласит: «Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь».
Любовь под вопросом
Прораб военно-строительного отряда Глеб Захарыч Чашкин, закоренелый холостяк и молчальник, совсем уже собрался на работу, когда в комнату впорхнула в красном плащике его племянница, светлокудрая щебетуха Манечка. Плюхнув на кушетку, она прикрыла ладошками пылающие щеки и шумно вздохнула:
— Ох, уж эти первоапрельские шутки! И кто их только выдумал? Да, наверное, вот такие, как вы, дядя. Сидите, сидите весь год сычами, и вдруг прорвет, давай чудить. Каждый день надо с улыбкой, а не только на первое апреля.
— Ты эту критику брось, — хмуро оборвал Чашкин. — Тут тебе не комсомольское собрание по экономии шлакобетона. Это там я мог молча, в порядке уважения к критике, глотать твои «пилюли», а тут живо получишь сдачи. — Чашкин изучающе покосился на племянницу. — Тебя что?.. Уже с утра пораньше обвели?
— Да еще как, дядюшка, обвели! Сломя голову на проходную бежала, думала, Вася из Севастополя приехал. А там вместо Васи лейтенант Светлов стоит, улыбается во всю физиономию. «С первым апрелем, Манечка! С физкультразминкой!»
— Эти шутки для простофиль, — махнул рукой Чашкин. — Ухо надо держать востро, тогда и на первое апреля не обманешь. Как там нынче погодка?
— Дождь, — тряхнула мокрыми волосами Манечка.
— Дождь, говоришь? — Чашкин решительно снял реглан. — Тогда наденем шубу.
— Какую шубу? Вы что, дядя?! Дождь же шпарит.
Чашкин погрозил пальцем.
— Не балуй. Волосы под краном намочила, вздумала дядю обмануть. Не выйдет. Дядя твой стреляный воробей. Первого апреля он делает все наоборот и тебе это средство против глупых штук рекомендует.
С этими словами он, даже не взглянув в окно, надел лохматую шубу.
…В столовой, где вскоре в расквашенной под дождем шубе появился Чашкин, официантка Нюся подала тарелку пшенного кулеша и заметила: «Кулеш пересолен». Чашкин тут же вбухал ложку соли, хлебнул и, дико морщась, двинулся к выходу.
На трамвайной остановке Чашкина предупредили: «Не садитесь. Восьмерка идет по другому маршруту». Чашкин только рукой махнул: «Бросьте апрельские шутки», — и на ходу впрыгнул в прицепной вагон.
На работу он явился по колено в грязи, так как заехал к черту на кулички и, чтоб не опоздать на стройку, вынужден был спрямлять маршрут через балки и овраги.
День прошел без других приключений, если не считать бетонной ямы, куда Глеб Захарыч упал после того, как не поверил, что сверху лежит гнилая доска, по которой ходить опасно. Но вот под вечер на Чашкина, как он выразился, «свалилась» новая коварная шутка. Поднявшись на рештовку второго этажа, он нос к носу столкнулся с молоденькой табельщицей Зиной, и она, краснея до ушей, потупив взор, вдруг сбивчиво проговорила: