Выбрать главу

Вылепить скульптуру Ведеркина не удалось. Под руками не оказалось ни глины, ни гипса. С «персональным обедом» тоже ничего не вышло. (Шеф-повар сказал, что на Ведеркина и без того ни один ремень не подходит.) Но зато в остальном спорторганизатор выдержал свою линию точно. Шумиха сказал рекордсмену:

— Мы тебе создадим условия. Сиди. Набирайся сил. Но когда будут соревнования, обеспечь нам показатели.

— Хорошо, постараюсь, — соглашался Ведеркин и отчего-то бледнел.

В канун соревнований по прыжкам Шумиха дал интервью редактору стенгазеты «Сухая протирка».

— Кто увидит молнию, тот услышит гром. Кто посеет сомнение, тот получит разгром, — ответил он на вопрос о соотношении спортивных сил. — В других подразделениях подготовлены команды, у нас лишь один прыгун. Но, как верно подмечено в пословицах, велика фигура, да дура, мал золотник, да дорог. Наш Ведеркин — феномен. Ему нет равных. К тому же у него «космический» взлет.

Посмотреть на схватку лучших прыгунов собрался чуть ли не весь военный городок. Степан Шумиха со своим «Зорким» занял для съемок удобную позицию рядом с канавой.

Сначала прыгуны брали ров шириной в два метра. Ведеркин воздержался. Шумиха не рекомендовал:

— Нечего силы тратить по пустякам. Штурманешь сразу трехметровку.

Подошла очередь. Ведеркин стоял на дорожке для разбега почему-то слишком долго. Болельщики роты даже охрипли от крика «Рекорд!», «Дай рекорд!». Наконец Илья стартовал. Вот он все ближе, ближе… Толчок. Прыжок.

И Степан Шумиха будто сквозь сон услышал, как в канаву что-то ухнуло и оттуда взметнулся сноп мутных брызг. Ему показалось, что упала раскаленная глыба. Но в ту же минуту он отчетливо услышал крик о помощи:

— Караул! Тону!..

Из канавы высунулась рука, судорожно ловящая воздух. Шумиха схватил ее и еле вытянул грузного, мокрого и перепуганного «рекордсмена».

— Что ж это? как понимать? Осрамил! И к тому же подвел. Ай-я-яй!

— Сами вы себя болтовней подвели, — огрызнулся Ведеркин. — «Рекорд», «Феномен», «Слава»!..

— Но раньше ведь прыгал, брал.

— Прыгал, — горько усмехнулся Ведеркин. — В тот момент и море бы легко пересигнул.

— В какой момент?

— Бык за мною гнался. Бодливый бык.

Веселый отдых

Офицер Захар Петрович Нюркин устал. Устал от ежедневного просмотра вороха бумаг, бесконечных совещаний, заседаний, ворчания тещи, городского шума, ночных телефонных звонков и решил отдохнуть.

Вначале хотел провести отпуск в деревне, но вспомнил, что у тетки очень горластые петухи, и раздумал.

«Поеду-ка я лучше в санаторий. Вот где красота! Спи себе сколько угодно. Никто не потревожит. Лишь бы пищу вовремя принимал».

В санатории Захара Петровича сразу пленила мягкая, с двумя матрасами, двумя пуховыми подушками постель. Забравшись под верблюжье одеяло, он решил первые три-четыре дня как следует отоспаться, а затем заняться прогулками, подледной рыбалкой, лыжами.

«Ликвидирую сонливость, зевоту, — мечтал он, — и выйду на лоно природы. Пожалуй, после лыж и коньками займусь, хоккеем. А пока спать. Спать, товарищ Нюркин. И-е-ха-ха…»

Захар Петрович сладко зевнул, потянулся и блаженно закрыл глаза. Но в ту же минуту дверь палаты отворилась и раздался режущий ухо женский голосок:

— Больной! Гражданин больной! Прошу на весы.

— На какие весы? — выглянул из-под одеяла Нюркин.

— Пора знать порядок. Каждый отдыхающий обязан взвеситься и вообще…

Захар Петрович сделал страдальческие глаза:

— Сестричка! Нельзя ли завтра? Я так с дороги устал.

— Никаких завтра. Прошу на весы!

Нюркин молча начал собираться.

На следующий день, дабы наверстать упущенное, он решил проспать последние известия, зарядку и первую смену завтрака. Однако в восьмом часу его снова разбудил все тот же женский голос:

— Больной! Прошу на весы.

— На какие весы? Я же на них был.

— Да, были. Но вы забыли измерить свой рост, объем живота, груди…

— Да я же мерил и живот и грудь… И потом, на кой черт все это? Есть медицинская книжка, и перепишите данные оттуда. Неужели вы думаете, что я за двенадцать дней вырасту и раздамся в кости?

Медсестра повторила свое распоряжение, и Захару Петровичу пришлось отправиться на дополнительные измерения. Однако в приемной выяснилось, что произошла ошибка. Отсутствуют данные о животе не у Нюркина, а у Чуркина. И потому Захара Петровича тут же с миром отпустили.

После завтрака, едва он лег в постель, как пожилая нянюшка с грохотом вкатила в палату огромный пылесос, похожий на пушку.