Многим моим однокашникам явно не повезло. Посты им достались, прямо скажем, скучные и кое с какой точки зрения бесперспективные. Один остался на просеке средь горелых пней, другой — как стрепет в чистом поле, третий — в комарином болоте…
Зато нам с Петром Загорулько чертовски посчастливилось. Нас поставили регулировать движение на окраине большого украинского села. А село это… что за чудо село! По улицам ароматы слив и яблок, девчата в ярких лентах стайками, разливы баянов и транзисторов… Ну хотел бы лучше, да нельзя. Близ меня же, сверх того, под горкой в белой мазанке кипела весельем свадьба. Заливались скрипки, звенели бубны, сыпались задорные частушки и доносилось то и дело «Гирко!»
Ну, как тут устоять, не соблазниться поглядеть на свадьбу? Благо подход колонны к моему посту предполагался лишь к середине ночи, а на моих ручных было всего девять вечера. И только я собрался нанести свой визит веселой свадьбе, как с соседней развилки дорог раздался голос Загорульки:
— Зяблик! Вы куда? На свадьбу?
— А что, разве нельзя посмотреть?
— А пост как же?
Меня задело за живое. Тоже, думаю, служака выискался. И я крикнул ему:
— Ты за своей развилкой лучше гляди, а на мою нос не суй. У меня у самого он длинный.
— Ох, Зяблик, гляди! Как бы худо не было. Ты не в меру любопытен. Можешь колонну проворонить.
Это я-то провороню? Да за кого он меня принимает? Да мы сейчас такое наблюдение организуем, что комар мимо не пролетит, а не то что колонна.
Я подошел к старушке, которая пасла у моей развилки гусей, дал ей на больной зуб щепоть махорки и без обиняков сказал:
— Вот что, бабушка. Предлагаю вам совместить приятное с полезным. Вручаю вам этот флажок и прошу: если вдруг вон там на улице появятся военные машины, помахайте мне, пожалуйста, флажком, просигнализируйте. Я под горой буду. На свадьбу полюбуюсь.
— Помашемо, посигналимо, коханый, — согласно закивала бабка. — Тильки ты укаж, як воно им размахуваты.
Я незамедлительно провел с бабкой вполне приличную тренировку и, убедившись, что она жестикулирует руками не хуже нашего районного орудовца, направился на крики «Гирко!»
Со свадьбы я, пожалуй, вернулся бы в тот же час, если б не невеста. Ну до чего же красивая невеста досталась отслужившему службу рядовому Грицко… Стройная, гибкая. Брови дужками. В глазах жар… А как она танцевала, как танцевала! Первоклассный морзянщик не выстучит так ключом, как она каблучками. Да и жених невесте под стать, всем местным парубкам на завидки. Служил, видно, на совесть, вся грудь во всяческих сияющих знаках. Сидевший с ним рядом седой как лунь дед восхищенно качал головой, теребя за рукав своего ровесника с черной бородой:
— Ты глянь, глянь, кумэ, що внук мий заслужив. Эге наград скильки! То понимать треба. То вить зазря не тово…
…Когда я прибежал со свадьбы на пост, колонна бронетранспортеров нашего подразделения пылила уже далеко за селом, бабкины гуси, нащипавшись травы и сунув головы под крылья, дремали. А вместе с ними и бабка. На коленях у нее лежал мой сигнальный флажок и записка за подписью командира взвода. В ней сообщалось название села, куда мне надлежало топать пешком. Был еще вроде бы и постскриптум, добавочка этакая в записке: «Об остальном — перед строем роты…»
Любознательный гражданин
Был разгар лета. На лавочке в парке сидели два матроса и мечтали. Мечтали о разном: «Хорошо бы получить заветное письмецо», «Хорошо бы к концу года нашить на погоны одну, а не то и две золотые нашивки», «Хорошо бы уйти в море и сделать первый долгожданный залп ракетами»… Да мало ли о чем могут мечтать юноши восемнадцати лет в необтертых брюках и необмятых бескозырках.
Захрустела галька. Друзья оглянулись. К их лавочке шел статный мужчина лет пятидесяти, в летнем чесучовом костюме.
— С добрым утром, морская гвардия! — поздоровался он. — Возле вас присесть можно?
— Пожалуйста, папаша. Садитесь, — отозвались матросы и, уступая место, отодвинулись на край скамейки.
— Ну, и как оно служится? — усевшись, поинтересовался гражданин.
— Полный порядок! — в один голос отозвались моряки. — Точь-в-точь как в песне поется: и служим, и дружим, и, коль трудно, не тужим.
— Да, это верно. На что роптать! Обуты хорошо. Одеты, смотрю, с иголочки. И кормят небось ничего. Масло-то, белый хлеб дают?
— Все дают, папаша, — подтвердил один из матросов. — Все, что полагается. Пища — как в санатории.