Он хихикнул, а у меня внутри всё сжалось от омерзения. Я заплакала. Но даже не столько от боли за себя, сколько от предчувствия, что вскоре ещё какая–нибудь дурочка поймёт, что совершила страшную ошибку. Но будет уже поздно.
— Ну–ну, не хнычь, милая, — он с силой ударил меня по бедру. — Иди, приведи себя в порядок, мы скоро прилетим.
Не знаю, как часто их губит самоуверенность, но Крис за неё поплатился. Я сломалась, но сломанный побег растёт в другую сторону, если у него есть жажда жизни.
У меня она была.
Я убила мужа в первую же ночь, когда мы были на станции. Несколько раз ударила ножом в живот, пока он спал. Крис успел открыть глаза и ударить меня по лицу, но на большее его не хватило.
Рука бессильно упала на залитый кровью живот. На часах с татуировкой было без пяти минут проблема. Если бы я могла, я бы перевела их на эти пять минут вперед.
У Криса была большая проблема — он умер. Ха–ха. Дурацкий юмор для истеричной девчонки, которая только что убила человека.
Я смеялась минуты две, потом примерно столько же плакала, но больше не могла позволить себе терять время. Надо было найти способ сбежать и остаться на свободе. Потому что они все заслуживали смерти. Понимаете, все! Все эти Крисы, Джоны, Чаки, Алексы… Бобы. Все.
Я не мщу за себя, я мщу за тех женщин, которых они обманули. Да, мы сами виноваты, что вели себя, как дуры, но за дурость не стоит наказывать таким образом. Лучше — смерть.
Я более милостива к ним, агент Нунек…
Томаш Нунек
Она закончила рассказывать. Всё это время я внимательно её рассматривал — спокойная красивая женщина, держится уверенно. Впрочем, после того, что с ней случилось, визит агента безопасности трудно назвать чем–то экстраординарным.
Может, именно поэтому она просто открыла дверь, посмотрела на удостоверение и отступила, сказав лишь «проходите». Зато, когда я прошёл и мы расположились в её маленькой комнате, говорила очень долго.
Лучше бы она этого не делала.
Я понял, что подразумевал Стравинский, когда сказал, что мне захочется отомстить. Я готов был пойти и врезать первому попавшемуся бобу. Бить долго и с наслаждением, за все унижения, которые испытали женщины от рук его соотечественников. Но я знал, что в итоге ничего не сделаю. Я слишком долго защищал закон, чтобы так просто его преступить.
— Как вы это делали? — спрашиваю я, осознав, что молчание длится слишком долго. — Как убивали?
— Брынза с сельдереем. Вы же знаете, что они её любят? — я коротко кивнул. — У меня искусственная мутация слюнных желез. Брынза, сельдерей и они в сумме дают кислоту, выжигающую тело изнутри. Я не хотела, чтобы это было так эффектно, но другой комбинации подобрать не получилось.
— Вы — генетик?
— Биолог. Не дипломированный. Просто я с Армстронга, это аграрный мир и знание растений у меня, если так можно выразиться, в крови, — она улыбнулась. Скупо, без эмоций. — Теперь это знание помогает мне мстить.
— Но вы сами, разве для вас это не опасно?
— Ничуть. Я же не ем эту дрянь. А слюну всегда можно передать с поцелуем. Вирус вступает в действие и начинает перерабатывать всё под себя. А потом — они напоследок наслаждаются едой и умирают. Главное — поцеловать до того, пока они не начнут есть. Обратно ведь слюны тоже много передаётся.
Мне было слегка не по себе от происходящего. Я беседовал с женщиной, которая убила семерых человек, включая бывшего мужа. Не исключено, что есть и другие, о которых я попросту не знал. Да, она была жертвой, но никто, кроме Криса Найди, не успел сделать ей ничего плохого.
Однако я был на её стороне. Запру под стражей, добьюсь того, чтобы судили по справедливости и дождусь, когда она расскажет на весь мир, какие секреты скрывает планета Боб. Да, Лиза Найди должна быть наказана, но она заслуживает того, чтобы предупредить остальных.
В этот момент пискнула дверь, открываясь. Женщина начала вставать, я попытался повернуться, но два тонких импульса уже прозвучали.
Когда я обернулся — никого не было, лишь дверь слега приоткрыта. Осознание происходящего настигло меня быстро. Вновь разворот, теперь уже к Лизе, но смотреть было практически не на что.
Стрелял мастер: одна темная точка на переносице, вторая — в области сердца. Женщина умерла, в этом можно было не сомневаться. Я всё равно потрогал пульс, но его не было. Словно во сне активировал наладонник и вызвал Стравинского.
— Ты — жив, это странно, — он смотрел на меня грустными усталыми глазами. — Бобы не стали заморачиваться. Видно, слишком торопились. Просто перестреляли всех девушек. Кроме Лизы, как я понимаю.