Стюардесса осторожно уходит от нас, а я думаю: «Не оставляй меня». Хорошо выглядящий, загоревший и худощавый, в белой майке со смешным пятном от вина, Франко невероятно спокоен. Он стоит и улыбается мне. Не в его сумасшедшем стиле, скалясь с подавленной угрозой, а «я не злюсь».
И, к моему полному, блять, удивлению, я понял, что давненько ждал этого дня, и часть меня, блять, крайне рада его наступлению. Тяжелая ноша спала с моих скрипучих плеч; меня подташнивает от ужасного, головокружительного освобождения. Наверное, это «Амбион».
— Я думаю, наверное, должен тебе денег, Фрэнк... — это все, что я могу сказать, пока парень лезет между нами в туалет. Здесь больше, блять, нечего сказать.
Франко продолжает улыбаться мне, подняв бровь.
Не совершай ошибок, ты должен пиздюку денег, ты кинул жестокого психопата, который большую часть своей жизнь провел в тюрьме. О котором слышал уйму слухов и знал, что он многие годы искал тебя. Несколько лет назад даже жестко пострадал, почти поймав тебя. Должен ему денег — это, блять, не покроет даже малой части. И все, что я могу — это просто стоять тут с ним, в ограниченном пространстве у туалетов. В парящей в небе железной трубке с ревущими двигателями вокруг.
— Слушай... знаю, что должен отплатить тебе, — говорю, стуча зубами. И говоря это, я не только сообразил, что я должен, но и то, что это, может быть, возможно и без, блять, моего убийства.
Фрэнк Бегби продолжает расслабленно улыбаться и размеренно дышать. Даже его глаза выглядят безмятежными — ни разу не маниакальными или угрожающими. Его лицо стало более морщинистым — и это удивило меня; на нем виднелись складки от смеха. Бегби редко проявляет радость, за исключением неудач других, обычно случающихся из-за его действий. Его руки все так же сильны; тугие кабели мускулов четко выделялись из странно испачканной майки.
— Проценты могут быть очень высокими, — он вновь поднимает бровь.
Они были пиздец астрономическими! Это было больше, чем просто валютный долг. Даже больше, чем его самоповреждение по неосторожности, когда он попал под машину, маниакально меня преследуя. Тут дело было связано со странной дружбой, которая уходит корнями далеко в прошлое. Это было что-то, что я никогда не смогу понять, но верю, что это сыграло роль в создании теперешнего меня.
До того, как я кинул его на деньги.
Мы провели опасную сделку по продаже наркотиков. Я был тогда молодым нариком, мне нужно было съебать из Лита и зыбучего песка, который меня засасывал. Эти деньги были билетом оттуда.
Сейчас я даже не знаю, как начать рассказ о том, что, блять, этот уебок делает на самолете до Лос-Анджелеса, пока я пытаюсь оправдаться. Я понял, что он хотя бы заслуживает услышать о причинах моего поступка. Почему я кинул его, Больного, Второго Призера и Спада. Хотя не, со Спадом было иначе. Я отплатил Спаду, а позже и Больному, кинув затем этого мудака на еще большую сумму денег уже в другом гибельном обмане.
— Я был готов отплатить тебе тоже, — заявляю, пытаясь удержать мою челюсть от дрожи, — но знал, что ты охотишься за мной, поэтому думал, что лучше тебя избегать. Потом случился тот инцидент... — вздрогнув, я вспоминаю, как его тело подбросила в воздух «Хонда Сивик». Пока ехала скорая помощь, я держал его и видел, как он теряет сознание. В тот момент я действительно думал, что он умер.
Пока я говорю, мое тело само по себе напрягается, ожидая жестокой стычки. Но Франко терпеливо слушает, непоколебимо вдыхая стерильный воздух. Пару раз я думал, что он подавляет желание что-то сказать, когда стюарды и пассажиры проталкивались через нас. Когда я заканчиваю мои бездыханные разглагольства, он просто кивает.
— Понятно.
Я ошарашен. Я бы снова хотел вернуться к недоверию, если бы только было куда отойти в том ограниченном пространстве, в которое мы загнали друг друга.
— Понятно... что ты имеешь ввиду под «понятно»?
— Я говорю, что понимаю это, — пожимая плечами говорит он, — понимаю, что тебе нужно было выбраться. Ты въебывался наркотиками. Я въебывался насилием и алкоголем. Ты понял, что тебе нужно сбежать оттуда еще задолго до того, как решился на это.
Что за нахуй?
— Ну да, — это все, что я мог сказать. Я должен быть в ужасе, но не понимаю, на какую волну меня настраивают. Я с трудом могу поверить, что это Франко. У него никогда не было такого склада ума, или привычки использовать подобные слова раньше. — Я использовал неправильную дорожку для побега, Фрэнк, — признаюсь униженно и смущенно, — предал своих друзей. Несмотря ни на что, ты, Больной, Спад и Второй... Саймон, Дэнни и Раб, вы были моими друзьями.