Последние несколько дней были такими дезориентированными. Путешествие, часовые пояса, отсутствие сна. Казалось, все это время я на телефоне и без всякого прогресса. Это все из-за дерьма с мобильными банками: ничего не работает нормально, если ты живешь между странами. Я потратил половину дня, разговаривая с банком в Голландии, «АБН АМРО», заставляя их перевести деньги на мой американский аккаунт «Ситибанка» в США. Конечно, снять деньги из банкомата — пиздец как сложно, а потом... просто нахуй банки.
Чувствую себя от «Амбиона», как на отходосах. В мои глаза будто насыпали песка, они пульсируют. К счастью, Вики помогает, придя и затащив меня в постель. Она говорит мне, что больше никаких таблеток, только секс. После занятий любовью я впадаю в глубочайший сон, такого у меня не было месяцами. Утром я радуюсь, что она осталась. Здорово просыпаться с ней. Даже если неприлично рано для меня — но я чувствую себя отдохнувшим, впервые за годы. Она даже уговорила меня пробежаться до пляжа. Несмотря на то, что она бежит медленно, мне сложно угнаться за ней, пот хлещет, а легкие горят. Потом у нас полдник, мы возвращаемся обратно в мою квартиру. Вики растягивается, от души зевает, ее обожженные от солнца волосы расползаются по моей подушке, и сквозь истощение я понимаю, что не был так счастлив многие годы.
Вечером мы направляемся на выставку Франко, или «Джима Фрэнсиса» — такой у него сейчас профессиональный псевдоним. Я предлагаю ей ехать на метро. Вначале она сомневается, но потом соглашается, и мы парим в расслабленном, игривом настроении в центр Лос-Анджелеса. Вики одета в сногсшибательнее черное блестящее платье, ее волосы заколоты. Я чувствую, что я на коне, везучий подонок.
Галерея находится в одноэтажном переделанном складе, в пятнадцати минутах ходьбы от Першинг Сквер, в районе, который насыщен уличным искусством. Мы беседуем с Мелани, с которой у Вики уже зарождается связь. Хоть Вики англичанка и ниже, есть небольшое сходство в том, как они разговаривают и двигаются. Кажется очень странным, что у нас с Франко одинаковый вкус на женщин. В брюках чинос и майке он стоит слегка в стороне ото всех. От него все еще веет чем-то, что заставляет незнакомцев подходить к нему с опаской, но теперь это скорее усталость, чем неприкрытая агрессия. Мелани источает обаяние, оправдывая себя — пока она приветствует новых посетителей, которые, наверное, потенциальные покупатели.
Мы направляемся к Франко, который тепло приветствует нас с Вики. Я не рассказывал ей нашу предысторию (и мою), кроме того, что он был немного грубым и в старые дни сидел даже в тюрьме, прежде, чем открыть себя в искусстве. Пока он говорит с ней о картине, изображавшую распятие Камерона, Милибанда и Клегга, я смотрю на ухмыляющегося, харизматичного темноволосого паренька, возле которого все суетятся.
— Это Чак Понс?
Франко кивает, а Вики замечает:
— Я работаю над продвижением его последнего фильма от «Парамаунта» вне Америки. Но с ним лично не встречалась!
Восторженная, слегка аутичная звезда направляется к Джиму Фрэнсису, художнику, ранее известному как Бегби. Нам с Вики кивают и улыбаются прежде, чем сфокусироваться на Франко.
— Джимбо! Мой пацан! Давно не виделись!
— Да, давненько, — признает Франко, но его лицо неподвижно.
— Мне нужна голова! Мне нужно, чтобы ты дал мне голову, бро, — смеется он. Франко остается безучастным. — Шармейн, моя бывшая... — он приглушает свой голос, Вики извиняется и идет в туалет, а я притворяюсь, что смотрю на экспонаты на стене. Я понимаю, что Понс, очевидно, пытается заставить Франко сделать голову Шармейн Гаррити, его бывшей жены и коллеги по Голливуду. Я беру стакан красного вина с подноса и слышу, как он умоляет: — Помоги брату, чувак.
— Я уже помог. «Охотник наносит удар», помнишь?
— Да, чел, жаль этот фильм. У меня были реальные проблемы с акцентом. Ты замечательно работаешь, а я хочу оригинального Джима Фрэнсиса!
— Заткнись, — я слышу, как говорит Франко, пока смотрю на картину с распятием, — хочу, чтобы такие заказы были конфиденциальными.
— Без проблем, бро. Как я могу с тобой связаться?
— Дай мне свой номер, и я наберу тебя, — говорит Франко.
— Конечно, приятель, — бубнит Понс, диктуя свой номер, пока Франко вбивает его в свой телефон, — ты на меня больше не дуешься, чувак?