Выбрать главу

Дверь за ней захлопывается, а я продолжаю спускаться к воде. Когда достигаю береговой линии, я бросаю пиво на песок и оборачиваюсь.

Через несколько мгновений она догоняет меня. Луна и звезды над головой — наш единственный источник света, а на пляже тихо, если не считать звуков волн, набегающих на берег. Мы одни. В полном одиночестве.

Макайла указывает на меня пальцем.

— Почему ты ведешь себя как мудак?

Устав от этой игры, или что бы это ни было, я делаю шаг к ней, и слова слетают с моего языка, не задумываясь.

— Почему ты ведешь себя как чопорная сука?

У нее такое выражение лица, как будто я ударил ее ножом. Вместо того чтобы ответить мне, она начинает бежать по пляжу.

— Макайла, подожди, — кричу я.

— Гори в аду.

Детка, я уже там.

Глава 11. Глаза у меня выше

Макайла

Ни деревьев, ни кустарников, ни кирпичных стен, ни автобусов, ни машин — ничего на мили вокруг. Пляж — это прекрасно, но прямо сейчас он погибель для меня. Некуда убежать. Негде спрятаться.

«Почему ты ведешь себя как чопорная сука?» — слова, которые он произнес, все еще эхом звучат в моих ушах.

Звенят.

Жалят.

Причиняют слишком много боли.

Это единственные семь слов в мире, которые могли уничтожить меня, и ему удалось их найти. «Просто продолжай движение, — говорю я себе. — Ты занималась легкой атлетикой. Он сдастся». Одна босоножка, затем и другая теряются в песке. Мне все равно. Я продолжаю идти. Мое сердце бьется так быстро, что у меня перехватывает горло и заставляет дрожать мое тело.

— Макайла, подожди. — Его голос совсем близко.

Я бегу быстрее. Двигаю руками. Ногами делаю выпад. Мое платье развевается на ветру, песок кружит у меня за спиной, вода обдает меня брызгами, пока я прокладываю себе путь вдоль берега.

— Макайла, остановись. — Он догоняет меня.

Я игнорирую как его самого, так и его манеры мужчины-шлюхи, распутника, жиголо.

Его рука хватает меня.

Взбешенная тем, что он догнал меня, может быть, еще больше тем, что он задел за живое, о чем я хотела умолчать, я теряю равновесие и спотыкаюсь. Прежде чем я успеваю опомниться, я оказываюсь на земле. Лицом в песок, и он на мне. Снова.

— Отвали от меня! — кричу я, упираясь руками в песок и пытаясь подняться.

Нежно он берет меня за запястья и еще более нежно шепчет мне на ухо:

— Я не собираюсь причинять тебе боль; я просто хочу поговорить. Вот и все.

Его запах, уже не лавандовый, а такой необыкновенно мужской, опьяняет. И все же именно ощущение его на мне заставляет меня замереть. Мои мышцы сжимаются, а тело коченеет. Странно то, что не страх делает это со мной, это возбуждение. Ради всего святого, моему телу нужна жизнь. Я поворачиваю шею к небу.

— Ладно, — уступаю я. — У тебя есть пять минут.

С этими словами он приподнимается из своего положения и плюхается рядом со мной.

Поднимаясь с песка, я сажусь рядом с ним и вытираю песчинки с лица и рук со всем достоинством, на какое только способна. Как только я чувствую, что могу смотреть ему в лицо, я поворачиваю голову в его сторону.

Его ладони уперты в песок за спиной, ноги вытянуты перед ним, его тело длинное и худощавое.

— Ты быстрая, — говорит он, делая вдох.

Игнорируя трепет в моем животе от одного лишь взгляда на него, я проглатываю свое влечение и принимаю сердитую позу, прежде чем раздраженно посмотреть на него.

— Я занималась легкой атлетикой в старшей школе.

Эти его серые глаза смотрят на океан.

— Я так и подумал.

Хватит вести светскую беседу. Время идет.

— О чем ты хочешь поговорить?

Он поворачивает голову в моем направлении.

— О чем я хочу поговорить? — в его тоне голоса слышится горечь.

Соответствовать его тону легко.

— Да, это то, что я спросила.

Из его горла вырывается легкий, похожий на ворчание звук недоверия.

— Как насчет того, чтобы начать с того, как ты замкнулась в себе в самолете после того, как нас поймали. Я не думал, что ты такая… — он замолкает на этом, не закончив предложение.

Я заканчиваю предложения за него.

— Чопорная сука, верно? Это то, что ты хотел сказать. В конце концов, так ты меня назвал.

Он ненадолго закрывает глаза.

— Мне не следовало этого говорить, прости, но и тебе не следовало называть меня мудаком.

Гнев скручивается у меня внутри.

— Ты прав; есть целая другая категория названий, которые я должна была использовать.