Она качает головой.
— Это было неправильно для меня. Ты был прав. Он не собирался быть рядом. Ему нужен был только менеджер.
Все еще стоя там, не двигаясь, я киваю.
— Ты найдешь то, что ищешь.
Кто знает, может быть, я тоже так сделаю.
Продолжая двигаться, она наклоняется ближе.
— Ты собираешься танцевать или как?
— Я не танцую, — отвечаю я ей, не сводя глаз с этих маленьких выпуклостей, выпирающих из-под ее платья. Боже, я так сильно хочу пососать их.
Пожав плечами, она говорит:
— Поступай как знаешь, — а затем поворачивается, чтобы потанцевать с тем, кто стоит рядом точно так же, как это сделал Курт.
Минуточку!
Песня меняется, и еще больше людей начинают покачиваться, подпрыгивать, двигаться в такт.
Она не оборачивается.
Она побеждает.
Она, бл*дь, выигрывает.
Не в силах удержаться от движения, я кладу руки ей на бедра и прижимаюсь к ее спине. Она тает от моих прикосновений и позволяет мне переместить наши тела так, чтобы она больше не была частью какой-либо группы.
Я не уверен, что то, что мы делаем, можно назвать танцем. По-моему, это больше похоже на секс в одежде.
Откидывая ее волосы в сторону, я целую ее плечо.
Она извивается и, задыхаясь, шепчет:
— Думала, ты не умеешь танцевать?
Облизывая ее шею, я нахожу ее ухо.
— Я сказал, что не танцую; это не значит, что я не умею.
— О.
Тихий звук, который она издает в ответ, вызывает вспышку жара по всему моему телу.
Одним шагом поворачивая ее лицом к себе, я притягиваю ее ближе. Два шага, и мои руки ложатся на ее талию, и кажется, что они созданы для ее изгибов. Три шага, и я просовываю свое бедро между ее ногами.
Макайла опирается руками на мои плечи, а затем поднимает на меня свои карие глаза, не моргая, но на этот раз вместо того, чтобы убежать, я ловлю себя на том, что теряюсь в них.
Басы гремят все громче и громче, и мы двигаемся вместе. Когда мои руки скользят вниз к ее бедрам, ее руки поднимаются и обхватывают мою шею.
Прошло много времени с тех пор, как я смотрел кому-то в глаза и позволял ей видеть меня, и чудовищность того, как я открываюсь ей, кажется правильной. Такое чувство, что пришло время сделать шаг из огненной ямы ада, в которой я пребывал.
Танцуя под песню, которую я даже не знаю, я позволяю чувственному ритму музыки направлять меня.
Ей так хорошо в моих объятиях.
Я провожу руками по ее обнаженной спине, чтобы запутаться в ее волосах.
Она наклоняет голову, обнажая мне свое горло, и единственное, что я могу сделать, это наклониться, чтобы провести губами по ее нежной коже. Макайла дрожит от моего прикосновения, и я притягиваю ее еще ближе.
Тела вокруг нас тоже прижимаются друг к другу, но, когда мой член сильно прижимается к ее животу, всего этого становится слишком много. Нахожу ее шею, целую ее и шепчу ей на ухо:
— Что ты скажешь, если мы вернемся ко мне и потанцуем там?
Отстраняясь, она смотрит на меня очень долго, а затем ухмыляется.
— Что? Горизонтально, без одежды?
Подмигнув, я говорю:
— Это не приходило мне в голову, но, если ты настаиваешь.
— Лжец. — Она улыбается.
Проведя рукой по ее заднице, я снова целую ее в шею.
— Ну, возможно, я немного солгал, но, если серьезно, я действительно хочу с тобой поговорить.
Она многозначительно проводит руками по моим бокам.
— Разве ты не придерживаешься той философии, которая гласит, что разговоры переоценивают?
— Я придерживаюсь своей собственной философии. Есть время поговорить… и время потрахаться.
Отступив назад, она заливается смехом.
— Что тут смешного? — спрашиваю я.
Сделав глубокий вдох, чтобы взять себя в руки, она говорит:
— Ты пытаешься цитировать Кевина Бэйкона из «Свободные»? Потому что, если это так, то его фраза звучит так: «Есть время смеяться… и время плакать, время скорбеть… и есть время танцевать».
Теперь я тоже смеюсь и обнимаю ее одной рукой.
— Правильно, «Никто не поставит Малышку в угол».
Она шлепает меня рукой.
— Не тот фильм. Это Патрик Суэйзи из «Грязных танцев».
— Не танцую, не смотрю фильмы про танцы, помнишь?
— Ты не знаешь, чего лишаешься.
— Ты права, — говорю я ей и именно это имею в виду.
Ее улыбка не гаснет.
С этими словами я утаскиваю ее с танцпола.
— Давай выбираться отсюда.
Как только мы подходим к лестнице, то проходим мимо Мэгги, которая останавливает меня на полпути. Почти невозможно что-либо расслышать из-за музыки, поэтому она шепчет мне на ухо: