Приехали санитары, в два счета скрутили беснующуюся Марго, взяли предложенные Владом деньги, пообещали, что устроят ее с максимальным комфортом, на который она может рассчитывать, находясь в таком состоянии, и через десять минут переговоров по этому поводу удалились.
В квартире воцарилась тишина. Андрей с Владом переглянулись и, не сговариваясь, отправились на кухню за коньяком. И тому и другому необходимы были пятьдесят граммов. В ту же секунду зазвонил мобильный Влада.
— Я слушаю. — Влад повернулся к Андрею. — Записывай. Они улетают сегодня в десять часов вечера. Рейс номер…
Ирина с Игорем заехали домой. Оттуда надо было забрать уже упакованные и сложенные вещи Игоря и проверить, не забыли ли они чего. Квартиранты были на работе, и никто не мешал Ирине проститься с квартирой, в которой она провела десять лет жизни. Она обвела пространство печальным взглядом. Вещи, которые так долго ей служили и в горе и в радости, теперь стояли сиротливо, словно укоряя хозяев, так поспешно их оставляющих. Даже стены, казалось, стали чуть ниже, опустился потолок, словно согнутый горем, поблекли обои, свернулись листья цветов, которые она так любила поливать по утрам…
«Квартира, из которой уезжают, похожа на брошенную женщину, — подумала Ирина. — Она так же не знает — за что, ведь столько прожито вместе… И так же ждет, что к ней вернутся обратно или даже передумают уезжать…»
— Ирка, ты мою черную рубаху положила? — Игорь суетливо проверял, все ли на месте.
— Да, — кивнула Ирина. — Я пойду попрощаюсь с городом.
— Хочешь, я с тобой? — услужливо откликнулся Игорь.
— У тебя еще столько дел… Спасибо, не надо, — отказалась Ирина.
Она шла по улице, и в лицо ей дул теплый, почти весенний ветер.
«А ведь действительно, уже почти весна…» — подумала Ирина, подставляя ласковому дуновению ветра свое лицо. Она шла знакомыми переулками, но странно — город, как и ее квартира, казался ей уже почти чужим. С ним так много было связано, но все это она увезет с собой в виде хороших и плохих событий, которые перестали быть хорошими или плохими, как только превратились в воспоминания.
Воспоминания похожи на птиц — они легкие и воздушные, но даже если тяжелые, то со временем тяжесть утрачивается, превращаясь во что-то неуловимое и печальное и бесконечно дорогое… Город словно стал ее и не ее одновременно, разделившись где-то у нее в сознании на две части — на то, что остается, и то, что уезжает вместе с ней. И почему-то та часть, которая уезжает, была для нее больше, чем та, что остается. Наверное, потому, что в той, что остается, будет все что угодно, но не будет ее, Ирины, с ее печалями и радостями, с ее болью и смехом, с ее любовью…
— Любовь… — вслух сказала Ирина, в первый раз поразившись звучности, мягкости, и красоте этого слова. — Любовь…
Аэропорт встретил их шумом и гамом людских голосов, миганием табло, мелодичным женским голосом, несущимся из динамиков. Шумная компания с гитарными кейсами и с огромным количеством провожающих привлекала к себе взгляды проходящих. Игорь суетился больше всех, успев уже наорать на Майка, который ухитрился во время этой суеты проглотить бутылку пива.
— В самолет сядем, — кричал Игорь, — и там сколько угодно! Поняли?!!
— Да не нервничай ты, все будет хорошо, — отмахнулся Майк. — Что мы, маленькие дети, в самом деле?
Ирина стояла рядом с матерью, выслушивая последние слова прощания и все еще до конца не веря в происходящее. Казалось, что кто-то сейчас крикнет «Стоп!» — и все они, словно актеры, задействованные в одном спектакле, расслабятся, разойдутся по своим домам, туда, где их любят и ждут…
— Что-то этот молодой человек на тебя как-то странно смотрит, — неожиданно сказала мать. — Ты что, его знаешь?
Ирина медленно повернулась.
У огромного, во всю стену, окна стоял Андрей. Стоял и смотрел на нее.
Внутри Ирины задрожала и рухнула стальная перегородка, с которой она прожила всю последнюю неделю, разлетевшись феерическими осколками разбитого зеркала, похожими на сияющий фонтан из стекла. Сумка упала на пол, и Ирина сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, почти бегом, не слыша вопросительных окриков матери, двинулась к стоящей у окна фигуре.
Когда до Андрея оставался шаг — она остановилась.
И в то же мгновение аэропорт с его шумом, людьми, проблемами и объявлениями исчез куда-то, растворившись во времени и пространстве.
Они стояли, смотрели друг на друга и молчали. Говорили их глаза. Только глаза и сердца.
— Я все знаю… Я разговаривал с Иваном Алексеевичем… Бедная моя, почему ты не сказала мне сразу?
— Я так за тебя боялась.
— Я ведь тебе почти поверил.
— Я так боялась, что ты не поймешь.
— Я прожил эту неделю без тебя и понял.
— Я эту неделю без тебя не жила.
— Я никуда тебя больше не отпущу.
— Я никогда от тебя не уеду.
— Я люблю тебя. Я так долго тебя искал…
— Я люблю тебя. Я так долго тебя ждала.
Андрей коснулся губами ее губ, и пол словно из-под их ног куда-то исчез, и не было ничего и нигде, кроме обжигающего, переполняющего их счастья…
— Ира! — кто-то дернул ее за рукав.
Ирина обернулась, возвращаясь в действительность, и увидела рядом с собой недоумевающее лицо матери. Словно в медленно проявляющейся фотографии на заднем фоне возникли вытянутые лица отъезжающих и провожающих. И среди них перекошенное лицо Игоря. Но все это было уже неважно.
— Мама, это Андрей, — сказала Ирина. — Я никуда не еду.
Эпилог
Под прозрачной голубизной неба расстилалась такая же голубизна моря. Только прозрачность моря была глубже и насыщенней, в ней угадывались всевозможные оттенки синего, зеленого, бирюзового, фиолетового, сиреневого и даже черного.
— Димка! Немедленно вылезай из воды! Смотри, у тебя уже губы посинели! — Молодая, кареглазая женщина, смеясь, тянула к берегу черноволосого кудрявого малыша. — А то папе пожалуюсь!
— Папа не будет ругаться! — упирался малыш. — Он всегда говорит, что ты пе-ре-стра-хов-щи-ца, — старательно произнес он по слогам незнакомое слово.
— Правильно, сынок. — Андрей поднял его на руки. — Мама у нас действительно иногда излишне паникует, но сейчас тебе действительно пора на берег.
Андрей опрокинул сына на песок и несколько минут барахтался с ним.
— Иван Алексеевич звонил, — повернулся он к Ирине, когда Димка, навизжавшись в полное удовольствие, занялся построением домиков из песка. — Передавал тебе привет и велел поцеловать внука.
— Как Марго? — По лицу Ирины пробежала тень беспокойства.
— Все так же. Врачи говорят, что алкогольную зависимость можно вылечить лишь при желании человека. А она этого не хочет. Два дня назад опять сбежала из больницы и напилась. Нашли в какой-то подворотне. Санитара покусала…
— Игорь прислал приглашения на свой концерт в Бельгии. Поедем? — задумчиво спросила Ирина, ласково глядя на счастливое лицо сына, возившегося в песке.
— Почему бы и нет? — улыбнулся Андрей. — А где это Влад пропал?
— Тише, — Ирина махнула рукой куда-то в сторону. — По-моему, у него намечается серьезный роман.
Андрей повернулся туда, куда указала жена, и увидел бредущего по колено в воде Влада — загоревшего и счастливого. Рядом с ним, поднимая мириады брызг, шла невысокая смуглокожая девушка с длинными черными волосами, чуть раскосыми карими глазами и огромными серебряными кольцами в ушах.
— Я вчера разговаривала с ней в баре, — улыбнулась Ирина. — По-моему, она влюблена в него по уши.
— А я вчера беседовал с Владом, — рассмеялся Андрей. — По-моему, это он влюблен в нее по уши.
— Ты знаешь, как это — по уши? — Глаза Ирины смеялись, она любовалась мужем и ждала ответа.
— Конечно, — серьезно ответил Андрей.
Взгляды их встретились, и пляж, и море, и отдыхающие люди, как когда-то давным-давно, в аэропорту пять лет назад, растворились во времени и, пространстве…