Это объективно, для всего мира, не проходило и минуты, я же, субъективно, переворачивал и прочитывал каждую страницу, каждой книги в указанных Уэйном тысяче трехстах библиотеках!
Хотя, не совсем верно. Во многом книги в них были одни и те же. Только процентов тридцать, в среднем, отличались. Но все равно, это было безумно скучно!
Поначалу. Пока я читал книги подряд. Бессистемно и ни хрена не зная латыни.
Но это было тупо! И я начал с начала. С этой самой латыни. После нее пошло проще.
Медики! Козлы! Волки позорные! И во все времена были. Весь их секрет в том, чтобы простые знания записать максимально непонятным языком. И вопрос зачем? Затем, чтобы каста посвященных оставалась недоступна остальным смертным. И так из поколения в поколение! Чтобы оставаться элитой и чуть ли не богами на земле.
Стоило это понять, и разобраться в этой их шифро-ломаной терминологии, как дело пошло куда веселее.
Действительно, попробуйте учить текст на совершенно непонятном вам языке. А потом тот же самый текст, но уже на понятном. Разница очевидна.
Попутно с изучением литературы, пришлось подналечь на другие иностранные языки. Немецкий, французский, русский, итальянский, португальский, испанский. Масса литературы ведь была не переведенной. Приходилось разбираться.
Не знаю, на что мне Брюс Дал три дня. По объективному времени мир продолжал стоять на месте. Не знаю, прошла ли хотя бы секунда, но субъективно я заебался!!!
Субъективно для меня лет пятнадцать прошло. Физической усталости не было. Но моральная накопилась. Очень много ее накопилось.
И раз уж Уэйн был так любезен, что дал мне эти три дня, то два из них я потратил на то, что просто лежал на солнце.
Если очень быстро бегать, то ночь в сутках можно вообще не увидеть. И потребуется для этого всего пара тройка перебежек. От того места, где солнце только коснулось закатного горизонта, до того места, где оно только показалось над горизонтом восходным.
Утром третьего из отпущенных дней, я стоял на балконе особняка Уэйна и грелся на солнце.
Где-то к полудню подошел Брюс. Игнорировать я его не стал. Сразу повернулся к нему и с полным вниманием посмотрел ему в глаза.
Он кивнул и пошел в комнату. Я последовал за ним.
— Теория без практики мертва. Так, что ближайшие три месяца ты проведешь в аду на земле. В полевом военном госпитале, волонтером. Вот документы, — показал он на пакет, все на том же журнальном столике. — Купи необходимые тебе вещи в дорогу и вперед. Война, со всеми ее прелестями тебя ждет! — закончил он. Спасибо я говорить не стал. Сочетание слов военно-полевой госпиталь, после всего того, что я за прошедшие два дня перечитал, аппетитных ассоциаций не вызывало.
Описывать эти месяцы не буду. Ничего приятного и светлого в них не было. Находился в стране весьма от Америки далекой. В миссии ООН. Точнее в спонсируемом миссией госпитале. Совсем недалеко от зоны боевых действий.
От немедленного убийства всех враждующих армий в этом районе, меня останавливало только понимание, что люди все равно найдут способ сотворить такое друг с другом. Просто еще к этому проклянут меня, объявив чудовищем.
Последней каплей стал авианалет на госпиталь. Когда с самолетов просто забросали нас кассетными бомбами.
Летать я пока не умел, но прыгал высоко. Снаряды из воздуха повыхватывать успел. И подальше в ненаселенные места отнес. Где они все и сдетонировали. Но вот глядя, на то, как они расцветают пыльными цветами взрывов, и представляя, что осталось бы от, с таким адским трудом вытащенных с того света пациентов, я понял, что пора возвращаться. Тем более, что это был уже конец четвертого месяца.
Я достал телефон и набрал единственный сохраненный в нем номер.
После трех гудков он ответил голосом Уэйна.
— Да?
— Я возвращаюсь, Брюс. Мне своим ходом или ты как-то оформишь?
— Жди. Через пять часов за тобой прилетит вертолет со всеми сопроводительными документами. Дождись его.
— Хорошо. Брюс?
— Да?
— Ты ведь сам это проходил?
— Да. Проходил.
— Почему они так поступают друг с другом, Брюс?
— Не знаю, Бизаро. Не они. Мы. Люди. Ты теперь тоже человек. Может быть даже больше, чем они все. Ты теперь не клон и не криптонец. Ты — человек.
— Я понял Брюс. А ОН проходил это?
— Нет. Если это пройдет ОН… Он перестанет быть Суперменом. А ОН нам еще нужен. Как икона. И как символ. Как тот, кто ведет вперед. Он не должен сомневаться. Он знает, что это происходит. Но он не ЧУВСТВОВАЛ этого. Этого бессилия, когда никакой интеллект, никакие тренировки, никакие сверхспособности не в состоянии спасти этого конкретного мужчину у тебя на столе, эту конкретную женщину, этого конкретного ребенка разодранного на еще живые куски случайной миной где-то за десятки километров от тебя, которого протащил эти километры на себе любящий брат, отец, сестра, мать… Он это знает. Но не чувствует. Для нас это смерть. Для него статистика потерь. Поэтому я убью его, если он решится кого-то убить. Если он переступит эту границу в себе. А тебя нет. Ты теперь слишком хорошо знаешь ЦЕНУ человеческой жизни. И только тебе самому решать, когда и где ее заплатить.