— Не могу я видеть, чтоб потомок шотландских королей в низших чинах обретался. Да и адъютант из него добрый, ни одного татарского разъезда не убоялся.
Царевич Пётр, встретив Брюса в Преображенском, смеялся и вопрошал:
— А ну поведай, Яков, как ты с Васькой Голицыным от пожара бегал?
— Что же, государь, пожар дело страшное, но позовут, я и вдругорядь на Крым пойду! — Яков смотрел открыто и честно.
И оказался прав. Через год, в 1689, когда воинство Василия Голицына снова двинулось на Крым, в рядах Бутырского полка, стремя в стремя с генералом Гордоном, опять скакал его адъютант прапорщик Яков Брюс.
Второй поход на Крым Василий Голицын готовил, учитывая все невзгоды первой неудачи. И поскольку главной препоной в первом походе оказались степные пожары, то Голицын решил выступить весною, чтобы не попасть вновь на июльскую сушь. Посему уже ранней осенью 1688 года воеводам зачли вслух в приказной избе указ правительницы Софьи и боярской Думы о новом походе, и по всем волостям были разосланы гонцы объявить ратным людям, чтобы они к службе государевой готовились, копили съестные запасы, откармливали лошадей и ждали скорого указа, где кому быть, к какому полку и к какому сроку стать в строй. А чтобы ободрить воинов, сообщалось, что константинопольский патриарх Дионисий прислал известие, что «все православные христиане ожидают государских войск с радостью, и что ныне самый удобный час для атак на османов». Боярам же посланец патриарха Исайя говорил и от имени волохского господаря Щербана, что приведёт он, господарь, на подмогу русским своё семидесятитысячное войско и за Дунаем «соберётся сербов и болгар с триста тысяч и всё тамошнее христианство встанет и будет на путях до Царя-города без помешки».
Речи были сладкие. Даже легковерный Василий Голицын почёл их за сказку и отписал Дионисию и Щербану, что двинется он поначалу на Крым, а когда Крым будет разорён, тогда удобно будет идти и на ту сторону Днепра, на Белогородскую орду и за Дунай.
Осторожность оказалась не напрасной. Уже в походе пришла весть, что волохский господарь Щербан помер, а сын его Константин и не думает примыкать к московскому войску.
Само стодвенадцатитысячное московское воинство собралось на сей раз уже в феврале и весною двинулось на Украйну ещё по снежным путям. Правда, как и в первом походе, много было нетчиков, в срок не явившихся на службу, и пришлось дожидаться их на гетманщине.
В ожидании нетчиков и в устроении ратных людей по полкам тянулось время. В Бутырском полку регулярного строя, выступившего со своего полкового двора, как и в выборном Московском полку, нетчиков не было. Здесь за солдатами строго следили и офицеры, и сержанты, а за всем надзирал штаб генерала Гордона, командовавшего обоими выборными полками. Эти полки князь Голицын и поставил впереди всего войска. А за ними тянулись созываемые токмо на войну новые полки числом в семьдесят тысяч. В них, хотя наёмные офицеры-иностранцы и обучали солдат регулярному строю, неурядица была велика. Ведь после похода полки распускались по деревням, и солдаты превращались в обычных мужиков-пахарей. Многие из них и стрелять-то за зиму разучились. И вот брели они сейчас по таврической степи, уставив вперёд нестриженые бороды и держа мушкеты яко вилы.
Ещё хуже была поместная дворянская конница. Сами-то дворяне ещё гарцевали на добрых конях, но холопы их, вооружённые ржавыми саблями, восседали на рабочих клячах, падавших по многовёрстному пути. Эта конница не могла устоять даже против легкоконной орды. Царский Оберегатель решил укрыть конницу в середине обоза, прикрытого пушками. Пушечный наряд был, правда, велик — более семисот орудий, но пушки были разного калибра и срока — иные ещё со времён Ивана Грозного и Бориса Годунова. Правда, пушкари были добрые, с московского пушечного двора.
Замыкали воинство стрельцы — они шли в поход неохотно, жаловались, что запаздывает им худое царское жалованье.
— С таким воинством много не навоюешь! — ворчал генерал Гордон, возвращаясь с большого совета у царского Оберегателя. — Предлагал я по пути сооружать форты и складывать в них порох и провиант на случай ретирады. Но куда там — воеводы шум подняли, и сам князь Василий меня спросил: «Что это ты, Пётр Иванович, отступать вздумал — идём ведь по влажной майской траве и в степи пожаром не пахнет!»
— И что же вы ему ответили, Пётр Иванович? — Яков Брюс скакал с генералом стремя в стремя и слышал всю воркотню сурового шотландца.
— А то и ответил, королевич ты мой, что Перекопом снова степь пойдёт, и степь там до самых крымских гор безводная! Подожгут её татары, а у нас снова ни фуража, ни воды! Вот и отступать будем, а орда на хвосте повиснет и много нашего брата в степях перебьёт. Тут бы форты и помогли! Так нет: приказ дан, вперёд до Перекопа!