— Петруша, вспомни, когда я тебя на красное крыльцо вывела, а на площади стояли ревущие стрельцы с пиками! Тогда ведь и боярина Матвеева, и братца моего Ивана злодеи порешили!.. — запричитала при сём страшном воспоминании матушка Наталья Кирилловна.
Пётр налился кровью, дёрнул щекой, процедил:
— Дай час, я им, матушка, все обиды припомню! — и глухо боярину: — Давай бумаги! — подмахнул, не читая, лишь бы сгинул кремлёвский вестник.
Но Борис Алексеевич уходить не собирался, уселся прочно, проговорил не без весёлости:
— А ведь против стрельцов, государь, другая сила за те крымские походы подросла!
— Мои преображенцы и семёновцы? Так полки-то эти хотя и обучены регулярному строю, но всё одно потешные. В них и тысячи солдат не наберётся! — фыркнул Пётр.
— А выборные солдатские полки генерала Гордона, государь? В них ноне шесть тысяч солдатушек, при пушках и полной амуниции, — продолжал вести свои речи боярин. Своего двоюродного братца Борис Алексеевич терпеть не мог, вот и вёл ныне счёт воинской силе на Москве.
— Да ведь генерал Гордон крепкую дружбу с твоим братцем водит, друг к другу в гости ходят! — с горечью вырвалось у Петра.
— Не говори не оглядевшись, Пётр Алексеевич! — покачал боярин многомудрой головой. — Воеводы сказывают, Патрик Гордон зело обижен на Сберегателя, что тот ни одному его совету не внял, оттого и бежал без воды от Перекопа. А что шотландец не к тебе, а к Ваське в гости ходит, так ведь ты, государь, ни разу и не пригласил к себе за стол старого генерала.
— Ой, Петруша, и правда! Что же это мы генерала ни разу в Преображенское не позвали! А он меж тем к тебе и друга твоего любезного Франца Лефорта в советники определил! — Наталья Кирилловна загорелась.
И уже на другой неделе Патрик Гордон был зван к царскому столу в Преображенское. Молодой царь, прежде всего, выстроил свои два полка, показал генералу. Парни крепкие, как на подбор, в руках горят начищенные фузеи с багинетами, строй ровный, четырёхшереножный.
— Славные солдаты, государь! — похвалил Гордон преображенцев и семёновцев, когда те строем промаршировали на преображенском плацу.
— Взял бы с ними Перекоп, Пётр Иванович? — вырвалось у молодого царя?
— Отчего не взять? Я бы тот Перекоп и со своими бутырцами взял, коли бы приказали! — Генерал сказал честно.
— Что же, после смотра можно и закусить. Идём, Пётр Иванович, к столу, маменька приглашала.
По пути к крыльцу Гордон остановился и сказал с доброй усмешкой:
— А я ведь к тебе, государь, своего адъютанта Якова Брюса привёз. Добрый из королевича офицер вышел. За второй поход в Крым получил чин поручика и именьишко под Москвой. Да вот беда, хочет вернуться в твой Преображенский полк, в бомбардирскую роту. Возьмёшь молодца, государь?!
Пётр весело оглядел подтянутого молодцеватого Брюса, положил ему на плечо руку, спросил, глядя в глаза:
— Ну, как, помахал сабелькой, поручик?
— Так точно, государь, пороха понюхал! — Яков задиристо вскинул голову.
— И хорошо, мне в полку такие офицеры вот как нужны! — Обратясь в Лефорту, приказал: — Отведи его в полк, Франц, пусть похлебает щец из нашего солдатского котелка! — И взбежал на высокое крыльцо, прошёл в столовую палату.
Матушка постаралась на славу. На столе красовалась розовая ветчинка и заливные языки, лососина с чесноком, стерлядка волжская и беломорская селёдочка. Из-за блюда мочёных яблок, до которых Петруша был великий охотник, выглядывала спинка белорыбицы, краснела сёмужка, янтарём отливали икорки чёрная и красная. Запотели, поджидая дорогих гостей, графинчики с водочкой белою, душистой анисовой и можжевеловой, манили вина рейские и венгерские. К запиву подали квасы яблочные, малиновые и брусничные.
В зале уже поджидали ближний боярин Борис Алексеевич и седобородый князь Пётр Прозоровский, первый советник царя Ивана. Борис Алексеевич подвёл к Петру молодого вельможного офицера, представил:
— Твой новый стольник, государь, ещё один Голицын, Дмитрий, тоже в Крымский поход ходил!
— Много крымцев побил? — прищурился Пётр.
— Ни одного, государь! Я всё в штабах обретался! — честно ответил Голицын.
— Глупости! От меня вместе с Брюсом через всю Чёрную долину перед татарскими разъездами проскакал, передал весть Сберегателю, что на него вся орда Нуреддина Калги катится! — вмешался в разговор Гордон. И добавил: — Поболе бы у князя Василия таких толковых офицеров в штабе, иначе бы и поход вышел!