Московия же расчётливого политика и дипломата интересовала, прежде всего, в том плане, что могла служить противником старому союзнику Франции — Османской империи. Пока Москва воевала со Стамбулом, императорская Вена могла быть надёжным союзником Вильгельма III в схватке с Людовиком XIV, мечтающим посадить на испанский престол своего внука и прибрать к своим рукам всё испанское наследство.
Вот почему Оранский распорядился устроить Великому посольству Петра I самый почётный приём и согласился даже покинуть на несколько дней переговоры в Рисвике, чтобы встретиться с царём в Утрехте.
1 сентября 1697 года, как отмечал царский «Статейный список», «приехал английский король в город Утрехт в карете; карета о шести возниках обычная, за ним восемь человек рейтар да три кареты, в которых были его ближние люди».
Король «в особом покое» беседовал с Петром I, причём речь шла о польских делах. Вильгельм, как и Пётр, был заинтересован в утверждении на польском троне Августа II, курфюрста Саксонского. Царь обещал во всём помочь королю Августу, даже войсками. Молодой и энергичный Пётр I, занятый дальнейшей войной с Османской империей, осваивавший ремесло корабела и собиравшийся строить мощный флот на Азовском и Черном морях, произвёл самое благоприятное впечатление на Вильгельма Оранского.
Дабы укрепить корабельные устремления Петра, английский король в ноябре 1697 года преподнёс царю нежданный и щедрый презент — новейшую быстроходную королевскую яхту «The Transport Royal». Поблагодарить короля за презент в Лондон был отправлен майор Адам Вейде, только что прибывший из Вены, где он изучал уставы и порядки «цесарских войск», воевал в войсках славного принца Евгения Савойского. Словом — офицер опытный и дипломатичный.
Поездка Вейде увенчалась полным успехом: Вильгельм III не только пригласил молодого царя в Англию, но и прислал за ним в Голландию целую эскадру под командой адмирала Митчелла. В большой европейской политике Вильгельма III Пётр I играл уже свою роль.
Поездка царя в Англию представляла интерес для обеих сторон. Скажем сразу, ни за одним царём и государственным российским деятелем ни одной британской эскадры больше не присылалось!
Молодой государь оценил эту честь. Он поплыл не на щегольской придворной яхте, а на адмиральском многопушечном флагмане. Линейный корабль поразил его своими размерами, тяжёлыми бомбардами и слаженностью экипажа. Какой смешной представлялась в сравнении с этим гигантом маленькая галёрка «Принципиум», которой Пётр так гордился под Азовом.
На море изрядно штормило, и Пётр буквально измучил толстяка адмирала, гоняя его по кораблю. Наконец, когда царь, подойдя к уходящей в низкие дождевые облака грот-мачте предложил взлететь вверх по вантам, краснолицый адмирал вышел из себя и рявкнул на царя по-голландски, что «в такой норд-ост паруса не ставят, а убирают, доннер-веттер!». Сие царь понял и добродушно похлопал рукой на плечо Митчелла:
— И впрямь крепчает чёртов ост-норд! Убавь паруса, кэптен!
Уловив царское благоволение, Митчелл пригласил царя и его волонтёров, позеленевших от крепкой качки, в кают-компанию: отведать горячей ушицы и морских разносолов!
Но волонтёры поспешили вернуться в свои каюты. Только крепкий и приземистый Яков Брюс, которого морская качка не брала, так же как и молодого царя, согласился и спустился вслед за Петром I в кают-компанию.
Первую чашу крепчайшей pepper-and-brandy Пётр I в адмиральской каюте поднял за британский флот. Он прямодушно объявил Митчеллу и его офицерам: ежели бы он не был государем московским и всея Руси, то с превеликим удовольствием занял бы должность британского адмирала!
Митчелл, когда Брюс перевёл ему царское слово, попунцовел от прилива чувств, а капитан Рили даже поперхнулся ямайским перцем, щедро плававшим в бренди. Согласие установилось полное. За ночной пирушкой и не заметили, как пересекли Ла-Манш. К концу застолья и Митчелл, и Рили, и дюжина офицеров готовы были уже отправиться с царём на Чёрное море, чтобы там бить неверных.