Тот послушно побежал к лодке, да бог войны рассудил иначе. Пока Ягужинский грёб к Нотебургу, у лодок появился сам князь Голицын в одной белой рубашке с надорванным воротом и стал сталкивать лодки вниз по течению. Помогать ему в том деле бросились с десяток солдат.
— Что он делает, Яков?! — Пётр перекричал даже рёв гаубиц.
— Думаю, государь, князь Михайло хочет показать своим охотникам, что пути назад для них нет, есть только один путь — через пролом в крепость!
И точно, начавшие было отступать от стен семёновцы повернули и густой толпой, цепляясь за камни, поддерживая и подталкивая друг друга, ворвались-таки в пролом.
А Михайло Голицын, стоя в то время перед царёвым денщиком, на переданный приказ отступать ответил не без гордости:
— Передай государю, что я сейчас в ответе токмо перед Господом Богом!
Что ж, он свой воинский долг исполнил — ворота в крепость открыл. А прибывшие на подмогу охотники Меншикова завершили дело — фортеция была взята. Комендант Шлиппенбах сдался со всем гарнизоном и пушками.
Штурм был кровав — отряды Голицына и Меншикова потеряли пятьсот человек убитыми и более тысячи ранеными, но сломали-таки шведский щит, запиравший Неву.
Пётр, вспоминая старинное новгородское имя крепости, отписал в Москву Виниусу: «Правда, что зело жесток сей орех был, однако, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно своё дело исправила».
Крепость была переименована в Шлиссельбург (Ключ-город). Первым комендантом был назначен Меншиков. Михайло Голицын стал отныне командовать всей гвардией. А вот Яков Брюс в награду получил приказ: в следующем году идти со всем осадным парком к Ниеншанцу, другой шведской крепости, запиравшей устье Невы.
Падение Ниеншанца и основание Санкт-Петербурга
— Устье Невы было когда-то Спасским погостом Господина Великого Новгорода. Но шведы давно нацелились на эти брега. Ещё в 1300 году, говорит новгородская летопись, «придоша из-за моря свей, приведоша мастеры, поставиша город над Невою на устье Охты и утвердиша твёрдостью несказанною... нарекоша её Венец земли». По-шведски Landskrona, государь! — Брюс бережно закрыл страницы Новгородской летописи. Сидели они с Петром Алексеевичем в воеводском кабинете, стены которого были уставлены книгами. Яков Вилимович и на посту губернатора продолжал собирать книги и редкие летописи, благо в кельях новгородских монастырей много чего сохранилось.
— И как же поступили тогда новгородцы? — спросил царь, попыхивая трубочкой.
— А так же, яко при Александре Невском: собрали своё ополчение и на другой год изничтожили свейскую Ландскрону. Но только господа шведы — упорный противник, государь. В Смутное время захватили всю Ингерманландию, как они именуют Ижорскую землю, и их прославленный король-воин Густав-Адольф заложил фортецию Ниеншанц. А вокруг сей крепостцы скоро расцвёл торговый городок. Место уж очень для кораблей удобное. Мне новгородские купцы, что в городок тот для торговли ходили, сказывали, что накануне войны в Ниеншанц пришло сто восемь судов из Любека, Гамбурга и даже Амстердама. Ну, а шведы на торговле богатели. Один купчина из Ниеншанца, некий Фрициус, так обогатился, что самому королю Карлу XII кредит для войны открыл!
— Ну, вот пойдём, пощиплем этого Фрициуса, возвернём России земли «отчич и дедич»! Аты, губернатор, созови-ка завтра всех тех купцов, что торговали с Ниеншанцем, надобно порасспросить их о сей фортеции.
Брюс выполнил приказ, и на другой день Пётр самолично опрашивал купцов.
— Проклятые шведы, всю нашу торговлю в том Ниеншанце в свои руки прибрали. У самих-то торговать нечем, так торгуют нашим товаром: льном, пенькой, смолой и мехами! — растревоженно загудели купцы в ответ на расспросы царя.
Один Емельян Федосеев, молодой, оборотистый да ухватистый, побывавший в Ниеншанце ещё два года назад, дал толковое и подробное описание городка:
— Канцы стоят на устье Охты. Город земляной, вал старый, башен нет, перед валом деревянные рогатки и ров, от рва к валу палисады сосновы. А сама фортеция, государь, всего с десятину величиной, по примеру с каменную Ладогу. Речка Охта течёт из болот, впадает в Неву ниже города близ стены, а речка глубокая, по ней даже шхуны ходят и корабли с половиною груза. Посад Канецкий стоит супротив фортеции за Охтою, домишек в нём четыреста-пятьсот. А из посада в крепость через Охту сделан мост подъёмный, на него пушки уставлены. Пушек в фортеции много. А от Невы до Канец сажен за триста зачат вал земляной, но в мою бытность вал тот был ещё не закончен. — Лукаво блеснув глазами, купец заговорщицки прибавил: — А вверх по Охте с полверсты стоят амбары богатейшие — великих тамошних купчин, да и самого короля, с хлебом и другими припасами.