— Так точно, сэр, госпожа при мне уже собирала обоз, чтобы поспешать к вам в Лейте! — простуженно прохрипел конюх, услышав разговор господ.
— Узнаю твою домовитую хозяюшку! — не без насмешки заметил Джон. — Только боюсь, как бы её обоз не достался в руки круглоголовым молодцам Кромвеля.
В это время толпа у пристани вдруг взволновалась, раздались громкие крики и проклятия с одной из шхун.
— На «Святом Николае» не капитан, а чудовище! — громче всех кричала багроволицая матрона, спускаясь обратно на пристань. — Мошенник! Обещался плыть в Данию, да вдруг передумал: у него в трюме грузы не для Дании, а для Московии. Вот он и возьмёт курс не на Копенгаген, а на Архангельск!
Вслед за возмущённой дамой и другие пассажиры стали покидать палубу «Святого Николая» и переходить на другие суда.
— Э, как бы и я не потерял местечко на своём «Варфоломее»! — озаботился Джон и снова горделиво откинул свои длинные волосы.
— Да ты ступай, ступай на корабль! А я дождусь Мэри и вслед за тобой предложу шпагу великому курфюрсту! — рассудительно заметил старший кузен. И дружески добавил: — Не беспокойся, Джон, мы ещё станем в битвах плечом к плечу! Ну, а наше родовое поместье Эйрт всегда будет дожидаться нас в графстве Стерлинг, в сердце Шотландии.
С тем братья обнялись и расстались, не предвидя, что расстаются навсегда.
Корабль с Джоном ушёл в открытое море, а на другое утро прибыл наконец обоз из Эйрта — шесть телег, груженных домашним барахлом вплоть до кухонных табуретов. Но на одной из телег были пачки с книгами — самое дорогое сокровище Джеймса. Румянощёкая Мэри вела за руку и другое сокровище — белокурого мальчугана, наследника славного рода Брюсов и клана Маклеманов.
А корабли уходили и уходили из гавани. Не успел Джеймс расцеловаться с женой и малолетним сыном, как на пристани началась новая паника. Пронёсся слух, что драгуны страшного Прайса уже в трёх милях от Лейте и режут всех кавалеров. В гавани в тот час остался всего один корабль — тот самый «Святой Николай», что шёл в Архангельск.
— Чёрт с ним! Лучше я встречусь с русским медведем, чем с извозчиком Прайсом! — выругался Джеймс Брюс и приказал своим домочадцам спешно грузиться на последнее судно. Так Брюсы взяли курс на Россию.
На пути в Архангельск
— Значит, капитан, из-за драгун Прайса вы расстались поневоле со своим кузеном Джоном! Что и говорить, история творит чудеса. Временами не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться?! Ну, да у вас ещё вся жизнь впереди, так что не унывайте и не вешайте голову!
Краснолицый, седобородый джентльмен дружески положил на плечо Джеймса Брюса тяжёлую руку и предложил сойти с корабельной палубы в свою каюту. Он внушал доверие и своей добротой, и своим зычным кавалерийским голосом, так что Джеймс Брюс приглашение принял.
— Представьте себе, капитан, ведь и я, Александр Лесли, пострадал от злонравца Кромвеля. Прибыл навестить отца-старика, а тут как раз Кромвель и пожаловал. Отец ускакал в горы, а мне пришлось спешно отчалить обратно в Московию! — добродушно гудел в седую бороду хозяин каюты, усаживая своего гостя за походный стол, крепко привинченный от качки к полу.
— Сэр, так вы сын генерала Лесли?! — поразился Джеймс Брюс.
— Он самый! Позвольте представиться — старший сын и прямой наследник генерала Лесли! — пророкотал хозяин.
— А я ведь служил под знамёнами вашего батюшки и даже был его адъютантом, когда он ещё не был ранен и командовал всей шотландской армией! Позвольте сказать, будь Лесли-старший, а не это ничтожество, граф Гамильтон, во главе наших войск, ещё неизвестно, далась бы Кромвелю так легко его победа при Престоне. Подумать только, ведь граф сдал круглоголовым десять тысяч шотландцев! — с горечью заметил Брюс.
— Да какой он командир, этот ничтожный Гамильтон. А мой отец, как и я, учился воинскому искусству у непобедимого шведского короля Густава-Адольфа. Только потом наши пути разошлись — отец вернулся в Шотландию, а я отправился искать счастья дале, в Московию. Ну, да всё ещё поправимо! Отец излечится от ран, спустится с гор и задаст ещё трёпку злонравцу Кромвелю! Шотландия победит, капитан! — Александр Лесли щедро плеснул в бокалы знаменитого шотландского виски и выпил по-солдатски одним духом, не закусывая.
— А как сложилась ваша судьба, сэр? Там, в Московии? — с живым интересом спросил Брюс, поражаясь своей удаче встретиться с Лесли-сыном, который прибыл от тех дальних берегов, куда сейчас его под всеми парусами мчит купеческий барк.
— В Московии, капитан, я поймал добрый ветер в паруса фортуны! Под Смоленском в 1632 году, где московиты бились с поляками, я был уже полковником. Под моей командой стояли в строю три тысячи наёмных шотландцев и ирландцев. Добрые были ландскнехты! И хотя Смоленск мы не взяли, но за службу я пожалован был царём Михаилом славным поместьем на Волге! А при новом государе Алексее произведён я уже в полные генералы. Под моей командой ныне всё новые полки регулярного строя — славно маршируют! Так что, капитан, тебе сразу повезло: зачисляю я тебя в свой полк майором! — Александр Лесли снова щедро налил виски и поднял бокал: — За твой новый чин, Джеймс Брюс!
Чокнулись от всего сердца со звоном, и звон тот в каюте Лесли стоял две недели подряд, пока корабль, подгоняемый попутным ветром и Гольфстримом, летел по пенным волнам в Архангельск.
Наконец показались низкие топкие берега, заросшие кустарником, и купеческий барк вошёл в устье Северной Двины.
— А вот и наш славный портовый град Архангельск! — Лесли широким взмахом руки, словно обнимая необъятное, показал Брюсу на сотни деревянных домишек и купеческих лабазов, на десятки стоящих в гавани голландских и английских судов, на ярко блиставшие на осеннем солнце купола многоглавых городских церквей. И выдохнул с видимым удовлетворением: — Сие уже не Московия, но Россия, майор! Мой второй дом!
С подлетевшей к борту корабля лодки на палубу взошли два высоких белокурых, синеглазых молодца, сорвали широкополые офицерские шляпы и дружно приветствовали генерала по-русски:
— Со счастливым возвращением, батюшка!
Александр Лесли от всей души обнял молодцов и горделиво представил их Брюсу: — Мои сыны, Густав и Александр! Познакомься, майор, тебе ещё с ними служить! Они оба уже царские офицеры!
У генерала Лесли в архангельском городке оказалось великое множество знакомцев. С ним раскланивались и богатые заморские купцы и русские таможенники. На воеводском дворе сам боярин Салтыков добродушно прижал Лесли к толстому брюху и погрозил пальцем в сторону Москвы:
— Говорил же я им, что Лесли теперь наш, к своему новому дому всегда вернётся!
Генерал в свой черёд не преминул представить воеводе Джеймса Брюса как своего нового офицера, а перед этим шепнул боярину на ухо:
— Брюсы у нас древнего рода, чистых королевских кровей!
Надменного боярина словно переменили, так он стал почтителен и уважителен к молодому Брюсу. Ведь королевскую кровь в Московии чтили более чем где-нибудь в Европе. И позже, уже в Москве, когда Брюсу сообщили, что король Англии и Шотландии Карл I Стюарт казнён на плахе в Лондоне, дьяки Посольского приказа передали эту весть с великой печалью: в Посольском приказе, то ли от Лесли, то ли от других шотландцев, а их много было на царской службе, уже ведали, что Брюсы не только бывшие короли, но и дальние родственники Стюартов. В Москве дьяк Герасим Степанович Дохтуров, к немалому удивлению Брюса, говоривший, хотя не без запинок по-английски, не без торжества зачитал ему царский указ, изданный по случаю страшной казни короля Карла: «А ныне ведомо учинилось, что англичане всею землёю учинили большое злое дело, государя своего, Карлуса-короля, убили до смерти: и за такое злое дело в Московском государстве вам не быть!» — Дьяк вприщур посмотрел на долговязого Джеймса Брюса, словно прикидывая на глаз его королевские стати, и продолжил, по-прежнему спотыкаясь на переводе: «И посему царская воля! Англичанам со всеми своими животы ехать за море и торговати с Московского государства торговыми людьми только у Архангельского городка, а к Москве и в городы, с товары и без товаров, не ездити».