В это время, к счастью для Меншикова, шведская армия стала делать странный и непонятный манёвр: левая её часть сдвоенными колоннами устремилась в обход редутов вдоль опушки Будищенского леса, меж тем как правые две колонны продолжали упрямо атаковать поперечные редуты.
Пётр тотчас оценил этот выгодный для русских разрыв шведского строя и, подавив свой гнев, приказал светлейшему:
— Бери пять полков драгун и гони правое крыло шведов к Яковицкому лесу. Я сейчас тебе в сикурс пришлю гренадеров Ренцеля! Боуру же вели немедля отходить на правое крыло ретраншемента! — И, завернув коня, Пётр галопом помчался к пехоте.
Как это на первый взгляд ни странно, но в шведском штабе тоже не могли понять, почему отделились от основных сил колонны Рооса и Шлиппенбаха. Король посылал адъютанта за адъютантом, дабы привести заблудших. Но отставшие колонны вовсе не заблудились в пороховом дыму. В шведской армии под Полтавой случилось наихудшее в бою несчастье: у неё оказалось сразу два командующих! Хотя Карл XII объявил, что командовать в баталии будет Рёншильд, но поскольку король не остался в лагере, а последовал за войсками, то генералы и высшие офицеры по-прежнему обращались к королю как к своему настоящему командующему. Тем более что король отдавал приказы и распоряжения словно Рёншильда и не было. Но и Рёншильд отдавал свои команды. Ничего, кроме беспорядка и сумятицы, это создать не могло.
Чтобы быть подальше от королевской качалки, где сгрудился весь штаб, фельдмаршал ускакал на дальний правый фланг, там гренадеры Рооса штурмовали поперечные редуты. В пылу сражения ни Роос, ни Рёншильд не разобрались, что первые два редута гренадеры успешно взяли лишь потому, что русские не успели их достроить. А теперь старый генерал упрямо штурмовал третий, где засели белгородцы.
— Прикройте мой фланг рейтарами, и я возьму этот чёртов редут! — пообещал он Реншильду. И тот своею властью послал на поддержку Рооса конницу Шлиппенбаха.
Так и случилось, что в то самое время, когда шведская армия, выполняя королевский манёвр, уклонялась влево, эти две колонны шведов двинулись вправо, всё ещё штурмуя редуты. Когда пять драгунских полков Меншикова и бригада Ренцеля устремились на колонны Рооса и Шлиппенбаха, Боур по приказу Петра стал отрываться от шведов и отводить остальную кавалерию на правый фланг главной русской позиции. Драгуны отходили на полном аллюре, и густая пыль, поднятая десятью-двенадцатью тысячами лошадей, широким шлейфом поднялась к утреннему солнцу.
Командующий рейтарами генерал Крейц, как и рассчитывал Пётр, принял отход Боура за бегство и устремился в погоню. Шведы помчались за русскими, поломав строй, и второе пыльное облако смешалось с первым. Русский ретраншемент весь скрылся в пыльной завесе. Под прикрытием этой завесы Левенгаупт, взяв пять пехотных полков, рассчитывал внезапной атакой вломиться в русской лагерь. Ему удалось подойти вплотную, на сто метров к ретраншементу, но здесь с валов по шведской пехоте ударили картечью тяжёлые русские пушки.
Если Карл, в сущности, был лихой кавалерийской генерал-рубака и кавалерия стояла в его армии на первом месте, то Пётр, равно относясь ко всем видам войск, всё же имел особую любовь к артиллерии. И не потому даже, что воинскую службу он начал простым бомбардиром под Азовом, но в силу природной любви к огненным потехам. Огонь и вода! — вот две стихии Петра Великого.
Так или иначе, при нём бомбардирское искусство достигло самого высокого уровня, и русские пушки били куда лучше шведских. При Петре, помимо тяжёлой осадной, выделилась тяжёлая полевая артиллерия, каждый полк заимел батарею полковых пушек, у драгун появилась конная артиллерия.
Под Полтавой по взмаху шпаги генерал-фельдцейхмейстера Брюса сто пушек в упор расстреляли картечью плотную колонну шведской пехоты.
Гренадеры, не выдержав огня, сломали строй, рассыпались и побежали к Будищенскому лесу. Русская картечь задела и рейтар, те остановили свою погоню и тоже отошли к Будищенскому лесу, где был уже и король со всем своим штабом.
— Молодец, Яков Вилимович, добрая работа! — Пётр на английский манер дружески пожал руку Брюса — расцеловать не решился, всё-таки — потомок шотландских королей, ещё обидится невзначай. Затем повернулся к Шереметеву и приказал: — Выводи, Борис Петрович, пехоту из лагеря — самое время строить войска для генерального сражения.
Если следить за действиями Петра в великой Полтавской битве, то поражаешься, прежде всего, его умению выбрать нужный момент. В срок были построены редуты, вовремя полки Меншикова устремились на отставшие шведские колонны, в спокойный час — когда битва как бы затихла, пока шведы перестраивались на лесной опушке, — была выведена из лагеря пехота и встала в строй.
Под Полтавой свой звёздный час был и у Меншикова. Он сам повёл в атаку пять тысяч драгун, которые смяли остатки конницы Шлиппенбаха и врубились в пехоту Рооса. Под Меншиковым убили третью лошадь, прострелили рубаху, но он, не останавливаясь, гнал шведов до Яковицкого леса. Роос не уступал своему противнику в ярости. Старый генерал сделал, казалось, невозможное: остановил и собрал своих бегущих гренадер на лесной опушке и встретил русских драгун таким жестоким огнём, что треть эскадрона Романа упала с коней.
— Скачи к своему другу Ренцелю, поторопи пехоту! — приказал Меншиков Роману.
Но Ренцель уже и сам был на подходе.
Пять батальонов русских гренадер молча бросились в штыки. И началась яростная резня в Яковицком лесу. Встретились отборные части: шведские и русские, Ренцель сам бился в первом ряду. Роман тоже спешился и сражался рядом со своим старым командиром. Мстили шведским мясникам-гренадерам, переколовшим когда-то штыками русских пленных под Фрауштадтом. И шведы дрогнули под натиском свежего русского войска и ударились в повторное бегство. Роос собрал кучку солдат в шведском редуте, построенном между лесом и королевским лагерем, и на какой-то миг задержал русских.
Эта задержка спасла Мазепу. Увидев русских гренадер, выступающих из леса и выходящий им на подмогу полтавский гарнизон, старый гетман не раздумывал ни минуты. Куда девались его тяжкие хвори? Как молодой, он вскочил на коня и с конвоем, опережая всех беглецов, помчался к Переволочне, не забыв захватить принесённые заранее перемётные сумы с немалой казной.
В отличие от Мазепы граф Пипер до последней минуты не верил в сдачу шведского лагеря. Ведь здесь помимо двух батальонов шведской пехоты, стояло восемь тысяч запорожцев и мазепинцев, хвастливо заверявших короля, что кто-кто, а они-то хорошо знают, як бить клятых москалей. Но, заслышав выстрелы в Яковицком лесу, эта толпа бросилась бежать в степь, где им ведомы были все тропы и потаённые родники. Запорожцы и не подумали умирать за Мазепу и шведского короля. Впереди всех бежал кошевой атаман Костя Гордиенко, чтобы продавать свою саблю и казацкую честь новому хозяину — турецкому султану.
Пипер, Цедергельм и Клинкострём не могли бежать, пока не уничтожат секретную документацию. С трудом они разожгли костёр. И вот запылала дипломатическая почта, тайная переписка, списки агентов.
Меж тем пальба у редута стихла: раненый Роос, окружённый со всех сторон русскими, сдался с тремя сотнями солдат — теми, кто остался от его колонны.
— Граф, они нас всех перебьют! — воскликнул перепуганный Цедергельм, показывая на ворвавшихся в лагерь, разъярённых большими потерями русских гренадер.
— Лучше сдаться гарнизону Полтавы, там по крайней мере солдаты слушают своих офицеров! — решил Пипер и оглянулся: — Где же Клинкострём?
Но тайный королевский посланец уже исчез — он не любил участвовать в капитуляциях!