— Всё, что выговорил визирь для нашего короля, так это разрешение царя на пропуск его величества в Швецию через Польшу. Но этим ненадёжным путём король, конечно же, не воспользуется! — с горечью сообщил Понятовский генералу Шпарру.
Горе-советники решили немедленно вызвать Карла XII в лагерь, чтобы в последнюю минуту поломать этот неслыханный мир. И на рассвете 11 июля неугомонный поляк сломя голову помчался в Бендеры.
Ох, как проклинал король Карл XII свою спесь, когда в самом начале похода он не принял предложения визиря прибыть к войскам!
— У армии может быть только один командующий! — надменно отрезал он тогда Понятовскому. Поскольку визирь от своего командования не отказывался, было ясно, что король останется в Бендерах.
А теперь этот же Понятовский привёз горькую весть: визирь выпускает русских из ловушки и заключает с ними мир! Все труды, все расчёты на турок рухнули за несколько часов. Будь он там, он бы не допустил, да и визирь бы не посмел, зная о личной переписке короля с султаном, подписать сей позорный трактат. Но может, и теперь ещё не поздно? И король, несмотря на ночь (Понятовский привёз известие глубоким вечером), вихрем сорвался с места и в сопровождении кучки телохранителей-драбантов и всё того же Станислава Понятовского помчался в лагерь к визирю.
Скакали всю ночь, благо она была лунной, на рассвете переправились через Прут у Фальчи по наведённой турецкой переправе. Никакого тет-де-пона на переправе по-прежнему не было, что и отметил опытный взгляд короля-воина.
В полдень путешественники завидели нескончаемые обозы турок. Драбанты плетьми разгоняли стада коров и баранов, расчищая путь королю. Особливо много хлопот доставляли упрямые верблюды, улёгшиеся прямо в дорожную пыль.
Понятовский помчался вперёд — предупредить визиря о королевском визите. Вопреки надеждам поляка, визирь не высказал никакой растерянности, узнав, что король уже в лагере. Конечно, он и раньше знал, что предстоит неприятное объяснение с королём и швед будет жаловаться на него султану. Но только что в палатку визиря вошёл второй гонец с берегов Дуная, который привёз горькую весть: Браилов взят русскими! И странное дело, визирь словно обрадовался этому известию. Он позволил себе чуть улыбнуться и громко переспросил гонца так, чтобы могли слышать и Кегая-бей, и генерал Шпарр:
— Значит, русская конница зашла к нам в тыл, захватила наши склады и перекрыла дорогу в Стамбул? — Он покачал головой и уже шире улыбнулся: — Смелый и сильный поход со стороны царя Петра. Но теперь, после заключения мира, бесполезный, совсем бесполезный!
Кегая-бей понял, что отныне визирь может объяснить поспешность заключения мира не горькой для уха султана правдой о трусости янычар, а коварными манёврами московитов, пробравшихся в тыл, и тоже заулыбался.
Такими турок и застал Понятовский: радостными и улыбающимися. Впрочем, все в турецком лагере, а особливо янычары, радовались скорому миру. Янычары снова охотно подчинялись всем командам и разводили большие костры, чтобы жарить мясо и праздновать счастливый конец этой ненужной войны.
— Скажи королю, пусть подождёт в обозе! Я навещу его... — насмешливо проговорил великий визирь и взмахом руки отослал говорливого поляка из шатра, не дав ему и слова вымолвить. — Что ж, я могу теперь со спокойной совестью идти на встречу со шведом. И пусть он попробует сказать, что мир, который я заключил с царём, противен интересам султана. Главное — я вернул султану Азов, и вернул здесь, на берегах Прута. Вернул я — а не Капудан-паша, который так и не смог спалить Таганрог с моря и уничтожить там русский Азовский флот. Ну, а что до шведского интереса, то пускай за него шведы воюют сами. Меня ждёт скорая слава, великий почёт и немалый бакшиш! — заключил свои рассуждения визирь, после чего поднялся, приказал подать себе праздничный парчовый халат и величаво направился к обозу, где среди коров и баранов поджидал его, как жалкий проситель, его величество король Швеции Карл XII.
Свидание короля с визирем состоялось в тот час, когда по приказу Шереметева русские полки один за другим стали выходить из лагеря и, развернув знамёна, под звуки военной музыки уходить на север. Меж пехотных и кавалерийских колонн грозно блестели пушки — по мирным пропозициям армия уходила со своей артиллерией.
— Да они уходят не как побеждённые, а как победители! — вырвалось у короля. Привлечённый звуками музыки, он взлетел со своими драбантами на ближайший холм и оттуда увидел русских.
— Они и могли быть победителями, мой король! — заметил подъехавший генерал Шпарр. — Видели бы вы, как вечером девятого июля бежали неустрашимые янычары. Счастье для визиря, что у русских не нашлось решительного генерала и они не преследовали. Не то, боюсь, в роскошном шатре визиря пировал бы царь Пётр!
— И всё одно, генерал, русские были в мышеловке. Надобно быть дураком, чтобы упустить из рук верную победу! — упрямо наклонил голову Карл.
— Эта победа стоила бы туркам такой крови, что была бы пирровой... Да и янычары на другой день наотрез отказались идти в атаку! — сообщил Шпарр.
— А сто тысяч спагов? Они-то ещё в деле не были! — не согласился король. И, смерив генерала Шпарра презрительным взглядом, заметил: — Вы забыли, генерал, что все победы стоят крови. Разве можно бояться крови ради великого дела?
В эту минуту от шатра визиря показалась кавалькада. Во главе её на белоснежном арабском скакуне красовался сам великий визирь.
Завидев короля, Балтаджи Мехмед не сразу направился к нему, а картинно погарцевал на горячем скакуне, словно в насмешку над нетерпеливым шведом. Затем, под такты залетевшей на холмы русской полковой музыки, скакун доставил великого визиря к королю.
Балтаджи Мехмед неспешно слез с лошади, бросил поводья подскочившему коноводу, потом подступил к королю и, положив руку на грудь, на мгновение, всего на мгновение, слегка наклонил голову.
Карл почти наехал на визиря и, показывая плёткой на уходящие русские войска, сказал глухо и требовательно:
— Дай мне немедленно двадцать тысяч лучшего войска, и я обещаю тебе: прежде чем сядет солнце, царь Пётр будет лежать в пыли у твоих ног.
Визирь взглянул на короля с тревожной опаской. Тогда король спрыгнул с лошади, взял визиря под локоть и отвёл от свиты.
— Ну, хорошо, дай мне одних спагов, и, клянусь, я разобью русских! — повторил он просьбу.
Понятовский перевёл слова короля.
— Разве король не ведает, что мы подписали с царём Петром добрый мир? — спросил визирь поляка и, так как тот промолчал, кликнул своего толмача.
Молоденький грек, сверкая сахарными зубами, весело перевёл королю по-немецки (Карл знал этот язык) основные пункты мирного трактамента:
«1. Русские получают свободный выход из Молдавии.
2. Туркам царь возвращает Азов, а русскому флоту не мочно ныне плавать по Азовскому и Чёрному морю.
3. Московиты срывают крепости в Таганроге и Каменном Затоне (пушки в Затоне оставляют туркам ).
4. Его величество король свейский получает от царя свободный, пропуск для проезда через Польшу в свои владения».
— И это всё, чего ты добился от русских, потеряв семь тысяч отборных янычар убитыми и четырнадцать тысяч ранеными? — презрительно заметил король.
Балтаджи Мехмеду ещё не перевели вопрос короля, но он уже понял по самому тону всю презрительность замечания.
— Да если бы хоть один из моих генералов осмелился заключить такой мир, я, не раздумывая, велел бы отрубить ему голову! Не сомневаюсь, — король буквально прошипел эти слова, — что и мудрый султан сделает то же самое с тобой!
Молодой толмач с дрожью в голосе перевёл эти слова визирю. Но тот его успокоил. Визирь снова обрёл своё величие. И потом, что толку спорить с сумасшедшим! «Железная башка» — так, кажется, называют его в Бендерах. И, величественно разгладив бороду, визирь снисходительно объяснил королю, что великий султан перед самым походом вручил ему фирман, разрешающий заключить любой мир с русскими гяурами. И не королевское дело мешаться в те дела.