— Извольте, ваша милость! — Джефрис пожал плечами, как бы удивляясь доверчивости министра. Всем известно, что король Карл обожал музыку пуль и любил высовываться из апрошей! Тут-то его и настигла пуля, король свалился с бруствера прямо в траншею.
— Это всё? — недоверчиво спросил министр.
— Да нет, сэр! Известный мне капитан Сакье, говорят, сказал одному своему сослуживцу, тоже французу на шведской службе: «Ну вот, кончено дело, пойдём ужинать!» — Джефрис в упор уставился на Стэнгопа, и Картерет только сейчас разглядел, в розовом отсвете пламени камина, что у министра и Джефриса одинаково стальные глаза.
«Словно черти из преисподней!» — вздрогнул молодой лорд.
А министра уже не интересовал король Карл, его интересовали политические итоги королевской кончины.
— Последствия, сэр! Ну, что ж, шведская армия, как мы и ожидали, тотчас объявила новым главнокомандующим мужа младшей сестры короля Ульрики-Элеоноры гессенского принца Фридриха, — а где армия, там и власть. Ульрика-Элеонора провозглашена ныне королевой Швеции, муж стал её соправителем. В беседе со мной принц обещал, что переменит всю шведскую политику в отношении Англии. И в подтверждение слов принца ещё одна добрая новость: барон Герц арестован и отдан под суд. В Стокгольме последняя посудомойка знает, что одноглазого голштинца ждёт топор палача! Думаю, пока я добирался до Англии, казнь уже свершилась, сэр. Правильно говорят: сколько бы верёвочке ни виться, а всё петля! — Джефрис позволил себе кривую ухмылку.
— Ну, а эта затея царя Петра — мирный конгресс на Аландах? Что с ним? — поинтересовался Стэнгоп.
— Болтают! — равнодушно пожал плечами Джефрис. — Ульрика-Элеонора, само собой, побоялась сразу прервать переговоры — ведь шведы так жаждут мира!
— Ещё бы, население страны сократилось на треть, промышленность полуразрушена, последние взрослые мужчины призваны в армию, землю пашут бабы! — поспешил проявить свои познания Картерет.
— И всё же, мой друг, нам важно, чтобы Швеция продолжала воевать с царём Петром, пока мы подберём ей союзников — цесаря, Польшу, турок! Чем дольше будет длиться эта война, тем прочнее будут наши позиции на Балтике! — мимоходом разъяснил свою балтийскую политику Стэнгоп.
Картерет покраснел от своей недогадливости и вдруг предложил:
— Тогда, милорд, может, нам послать по весне на Аланды быстрый фрегат и захватить всех полномочных министров на конгрессе — и русских, и шведских?!
— Смело, мой друг! Вот что значит молодость — она и в дипломатии сметает все препоны! — одобрил министр. И, обращаясь к Джефрису, спросил: — Что скажешь на этот план, старина?
Но Джефрис лихую затею не поддержал. И любезно разъяснил дипломатам:
— Новая королева и её муженёк сидят ещё на троне куда как шатко. Первый же сильный ветер их сдуть может. А меж тем на трон ещё один претендент есть. И самый законный — молодой герцог голштинский Карл-Фридрих, сынок старшей сестры Карла XII и, выходит, его прямой племянник. У него немало сторонников в риксдаге. Так что, милорд, — Джефрис обращался теперь прямо к Картерету, — можно, само собой, совершить тайный набег на Аланды и сорвать конгресс, но боюсь, где аукнется, там и откликнется. На мой взгляд, лучше действовать тихо, глядишь, конгресс сам собой увянет! — Джефрис раздвинул в улыбке лягушачий рот и добавил: — Особенно когда на Балтике появится британская эскадра!
— А как на это взглянет царь Пётр I? — спросил Картерет. — Не дойдёт ли дело до войны?
— А вот за этим и будет следить в России старина Джефрис. Но помните, мы должны балансировать на острие ножа — ни войны, ни мира! Воюют за нас пусть другие. За тем и наблюдайте в Петербурге! — решил министр.
— Но, милорд, ведь я был в России в плену, и меня там слишком хорошо знают! — попробовал было возражать Джефрис.
— Зато и вы знаете Россию! — Стэнгоп недаром слыл государственным мужем одной идеи. Если ему что западало в голову, его уже было невозможно остановить. — Отдохните в Лондоне недельку-другую, старина, и в Петербург!
— Миссия будет тайной, милорд? — уныло осведомился Джефрис, которому никак не улыбалось спешить в русские морозы.
— Зачем же тайной, — ведь у нас с Россией нет войны! Явитесь к русскому двору открыто и наблюдайте, слушайте, следите! И обо всём сразу доносите мне! — Когда Джефрис вышел, министр довольно рассмеялся и спросил Картерета: — Каков молодец?
— Да уж отпетый! — вырвалось у лорда.
— Такие мне и нужны! — серьёзно ответствовал Стэнгоп и принялся объяснять Картерету его задачу в Стокгольме: — Склоняйте шведов к скорому миру с Ганновером, Пруссией и Данией. Пусть Швеция пожертвует Померанией, Штеттином, Бременом и Верденом. Зато британский флот будет охранять её берега и вернёт ей не только Финляндию, но Эстляндию и Лифляндию. И, главное, не жалейте денег на подкуп, Картерет! Помните, мало кто может устоять в нищей Швеции перед блеском нашего золота. Я верю в вас, милорд!
С тем напутствием Картерет и удалился от министра. Через несколько дней он был и впрямь назначен королём Георгом послом в Швецию.
В кают-компании российского флагмана
В начале июля 1721 года в шхеры Аландских островов вступила галерная эскадра генерала князя Михайлы Голицына. Хотя князь Голицын по табели о рангах числился армейским генерал-поручиком, но при войне в Финляндии армия и флот всё время подставляли плечо друг другу: в битве под Пелкиной Голицын командовал вышедшим в тыл шведам десантом, а общая команда русским войскам была в руках Фёдора Матвеевича Апраксина, имевшего неслыханный на Западе чин генерал-адмирала, зато под Гангутом всем российским флотом командовал генерал-поручик Пётр Алексеевич Романов, получивший сей чин за викторию под Полтавой. Правда, царь за ту викторию получил и морской чин контр-адмирала. Михайло Голицын под Гангутом командовал арьергардом русского флота и не находил в сём ничего удивительного: ведь половина гребцов на галерах были солдаты из полков его дивизии. Как и сейчас на 70 галерах сидели на вёслах восемь тысяч его солдат, бивших шведа ещё на суше под Папполой. Ещё четыре тысячи Голицын посадил на галеры Ласси, отряд которого он отправил к Умео на север Ботанического залива, потревожить тот дальний шведский берег. Все солдаты превосходно владели оружием, и Голицын был уверен в удаче, бросая их на абордаж шведских фрегатов.
Отправляясь на Аланды, Голицын имел приказ и от царя, и от генерал-адмирала связаться с русскими послами на Аландском конгрессе и слушать их указов. И Пётр, и Апраксин всё ещё надеялись на чудо: а вдруг шведы решатся на мир — тогда эскадрам из финских шхер следует отойти в Кронштадт, коли война счастливо завершилась!
Голицын даже сбежал с капитанского мостика, когда лодка с послом причалила к его флагману.
— Кто прибыл-то: Брюс или Остерман? — Князю Михайле желательно было бы видеть генерал-фельдцейхмейстера Якова Брюса, с которым вместе бились под Полтавой и ходили в Прутский поход, где пушки так помогли его гвардии. К тому же Яков Вилимович хорошо знал старшего брата Голицына, князя Дмитрия, бывшего генерал-губернатора Киева, а ныне президента Камер-коллегии, заправлявшего всеми российскими финансами. Остермана же Михайло Голицын не знал, но слышал о нём много нелестного и в Посольской канцелярии, и от флотских офицеров.
«Во флоте сей вестфалец подсидел своего прямого командира, старого вице-адмирала Крюйса, а на Аландах, по слухам, подсиживает Брюса: словом, не дипломат, а подсадная утка, и говорить с ним прямо и открыто, по делу, ни к чему!» — с раздражением думал князь Михайло, подходя к лодочному трапу. Но настроение сразу улучшилось, когда на палубу ступил генерал-фельдцейхмейстер. Лицо Брюса разрумянилось от морского зюйда, голубые глаза смеялись.
— Вот так, батюшка мой, князь Михайло! Вести я тебе привёз военные, посему и сам явился. Всё же я генерал-фельдцейхмейстер, а не дипломат. Дипломата же Остермана я на конгрессе оставил — пусть там и дале любезничает! — весело рокотал петровский бомбардир, спускаясь вслед за Голицыным в капитанскую каюту.