Пять дней спустя «символические» похороны Брюса стали самыми большими похоронами за всю историю Гонконга. Три сотни полицейских были расставлены около похоронного агентства Коулун, где тело Брюса покоилось в открытом бронзовом гробу. Тридцать тысяч человек собрались в тот день, заполнив Мэйпл-стрит, толпясь на балконах и крышах, насколько хватало взгляда. Многие потеряли сознание и пострадали в толчее и давке. Эмоции бушевали.
Там, где в толпе на ступеньках похоронного агентства появлялась знаменитость, сразу же взрывались аплодисменты и приветственные возгласы, давая «Саус Чаша Морнинг Пост» повод описать происходящее как «карнавал». Приехала Нора Майо, потом Ло Вэй, Джордж Лэйзенби и стайка местных, менее известных звезд. Некоторые пришли отдать последние почести, другие увидели в этом возможность увидеть свое фото в газетах. Двое отсутствовали: Ран Ран Шоу и Бетти Тинпей.
Июльский воздух внутри похоронного агентства был душным и насыщенным ароматами цветов и благовоний. Каждый новоприбывший отдавал последнюю дань у алтаря; скромные букетики цветов от заплаканных детей соседствовали с дорогими венками. Перед фотографией Брюса, украшенной длинными шелковыми лентами и цветами, горели свечи и благовония, а над всем этим висело знамя, на котором по-китайски было начертано: «Звезда опустилась в Море Искусства». Каждый гость трижды кланялся у алтаря и занимал свое место в зале.
Немного позже состоялось печальное прибытие Линды, которую поддерживал Рэймонд Чжоу. Ее почти не было видно в складках традиционного траурного одеяния — белого холщового платья и головного убора, красные от слез глаза были спрятаны за темными стеклами очков. Дети, Брэндон и Шэннон, одетые в белые костюмы, казалось, пребывали в блаженном неведении смысла происходящего. Они заняли свои места; рядом сели мать Брюса Грэйс, его брат Питер и Единорог вернувшийся из Манилы. Оркестр заиграл традиционную похоронную мелодию. Гроб с телом Брюса был внесен и помещен у алтаря для отдания последних почестей. Его тело было до подбородка закутано в белый шелк; лицо выглядело серым и слегка искаженным под толстым слоем грима. В кармане его костюма лежали сломанные очки.
Еще долго после того, как закончились похороны, полиция с мегафонами патрулировала улицы, уговаривая людей расходиться.
Рассказ Рэймонда Чжоу прессе о событиях в день смерти Брюса Ли дает понять, что Брюс умер дома, в кругу семьи.
Возможно, Чжоу просто хотел избавить Линду от неприятностей, ясно предвидя поведение прессы в случае, если бы им досталась правда. Как бы то ни было, в первых репортажах по всему миру сообщалось, что Брюс умер дома. Одна из газет зашла еще дальше в типичной романтизации, сообщив, что Брюс умер, прогуливаясь с Линдой в своем саду.
Однако Генри Парвэйни, репортер «.Чайна Стар» (газеты, иск Брюса против которой до сих пор рассматривался в суде) отправился в больницу, чтобы просмотреть журнал вызовов скорой помощи, и обнаружил, что вызов был сделан не из дома Брюса, а из квартиры Бетти Тинпей. Так накануне похорон на первой полосе «Стар» появился заголовок «Дракон убит в надушенной комнате Бетти Тинпей». Особенно горькой иронией было то, что Брюса Ли, который всю свою жизнь посвятил популяризации китайского искусства кунг-фу, в статье называли «звездой каратэ».
Рэймонд Чжоу сразу же скрылся из поля зрения, оставив актрису один на один с прессой. Испуганно защищаясь, своей ложью она еще больше усложнила ситуацию: «В ночь его смерти меня не было дома. Я гуляла с матерью. Последний раз я видела его несколько месяцев назад, когда мы случайно встретились на улице».
Друзья Брюса и его семья поддержали эту версию, считая, что пресса мстит Брюсу за его прошлое отношение к ней. Однако журналисты обратились к соседям Бетти Тинпей, которые подтвердили, что Брюс был частым гостем в ее квартире в месяцы, предшествовавшие, его смерти.
На следующий день после похорон Линда отправилась в Сиэтл с телом Брюса. В аэропорту Каи Так она, теперь уже в черном, с напряженным от скорби лицом прочитала официальное заявление для прессы в попытке остановить спор вокруг смерти Брюса. Билеты, которые предназначались для поездки Брюса в Нью-Йорк на «Шоу Джонни Карсона», были сданы в обмен на билеты для доставки в Соединенные Штаты его тела.
Похороны в Гонконге состоялись для семьи, друзей и местных поклонников, но ввиду того, что свое самое счастливое время Брюс провел в Сиэтле, было решено похоронить его в тиши кладбища Лэйк-Вью, где он любил бродить в одиночестве под дождем. 31 июля небольшая группа из двадцати человек собралась у похоронного бюро Баттерворс на Ист-Пайн-стрит, встречая коллег и друзей, пришедших на похороны Брюса. Во время поездки гроб Брюса был поврежден. Многие восприняли это как знак, что душа Брюса все еще не успокоилась, — учитывая размах споров вокруг его смерти, трудно было представить себе обратное. Новый гроб был покрыт красными, желтыми и белыми цветами, образующими знак Инь-Ян, который он первым принял в качестве эмблемы своих школ кунг-фу.
Крышку гроба несли Роберт Ли, Таки Кимура, Дэн Иносенто, Стив Мак-Куин, Джеймс Кобурн, а также друг семьи и актер Питер Чинь. Как и хотел Брюс, традиционной музыки не было.
Вместо этого звучали одна из версий песни «Мой путь» Фрэнка Синатры, «Несбыточная мечта» Тома Джонса, «Обернись» Серджио Мендеса и песня «Когда я умру» группы «Blood, Sweat and Tears». Хотя эти мелодии позже и стали всем надоевшими клише для сентиментальных певичек в барах по всему миру, Брюс Ли мог бы с большим, чем у кого-либо еще, правом заявить, что шел в жизни своим путем, стараясь достичь почти несбыточной мечты.
«Каждый день для него был открытием, — сказала над гробом Линда Ли. — Его тридцать два года были полны жизни.
Брюс верил, что отдельный человек представляет все человечество, живет он на Востоке или где-нибудь еще. Он считал, что люди сражаются за то, чтобы найти свою жизнь где-то еще, тогда как жизнь, которую они ищут, находится в них самих».
Гаки Кимура просто сказал, что Брюс пробуждал в других добро.
Тед Эшли проявил более деловую философию: «Жаль, что Брюс умер, едва начав осознавать свои невероятные возможности. Чувство скорби смешивается у меня с пониманием того, что он хоть и не успел взобраться на лестницу, по крайней мере поставил на нее ногу».
В конце, стоя у могилы, Джеймс Кобурн сказал последние слова: «Прощай, мой брат. Для нас было большой честью разделить с тобой эти пространство и время. Ты был для меня другом и учителем, объединив мои физическое, духовное и психологическое Я. Спасибо, Да пребудет мир с тобой».
Гроб был опущен в могилу вместе с белыми перчатками тех, кто нес его крышку.
* * *
Даже после того как Брюс Ли обрел вечный покой в Сиэтле, пресса в Гонконге продолжала выдавать все новые заголовки — большинство которых были смесью злобы и фантазии. В конце концов правительство Гонконга отдало приказ начать полное официальное расследование обстоятельств смерти Брюса.
Третьего сентября следствие открылось в Цунване под руководством коронера Эгберта Тана. Оно признало достаточность оснований для проведения официальной аутопсии в патологоанатомических лабораториях правительства Великобритании.
После того как стало известно, что при аутопсии в желудке Брюса была обнаружена конопля, в одних газетах появились предположения, что Брюс стал жертвой наркомании, тогда как другие заявили, что он принимал допинг для совершения своих необычайных трюков. В Гонконге употребление конопли считается большим грехом, чем употребление героина или опиума.
И отец Брюса, и даже его тренер по вин-чунь Ип Мань иногда были не прочь покурить опиум, однако конопля у всех связывалась с «заморскими дьяволами, туристами-хиппи».
Вопрос о конопле стал важен также и из-за присутствия на следствии Дэвида Яппа, представителя Американской Международной страховой компании (АПС). Компания усмотрела в этом возможность избежать выплаты по страхованию жизни Брюса, так как полис становился недействительным при условии, что Брюс принимал коноплю до его заполнения, и солгал, отрицательно ответив на вопрос, принимал ли он ранее наркотики.