1896. Февраль, 6.
Моя будущая книга «Это — я» будет гигантской насмешкой над всем человеческим родом. В ней не будет того здравого слова – и, конечно, у нее найдутся поклонники. «Chefs d Oeuvre» тем и слабы, что они умеренны – слишком поэтичны для г.г. критиков и для публики и слишком просты для символистов. Глупец, я вздумал писать серьезно! (Дневники. С. 23).
После нашей поездки с семьей в Крым в 1877 г. я больше 15 лет не выезжал дальше, чем в окрестности Москвы: не бывал даже в Петербурге. Уже студентом первого в 1896 г. я совершил летом маленькое «круговое путешествие»: из Москвы в Петербург, Ригу, Варшаву и обратно (Детские и юношеские воспоминания. С. 117).
Неделя как я в Москве — после своих скитаний по Риге, Варшаве и Вильне, но чувствую себя вовсе не у себя дома, а в каком-то диком городе, охваченном революцией. Жители в волнении, на улицах читают прокламации, в газетах и в гостиных говорят только об одном. На площадях устроены баррикады, на перекрестках шесты с национальными флагами, на бульварах трехглавые орлы (у нас таких придумали), везде бревна, стружки, топоры, шум и сумятица. Все это называют приготовлениями к коронации.
Вместе с гулом приготовлений встретили меня еще проклятия; об этом уж позаботились мои «друзья». Тщетно было мое бегство, бесполезны три недели, которые прошли с того дня, как я разослал свою книгу! Связка анонимных писем у меня значительно увеличилась, да немало и интересных писем с подписями. Г. Фриче, которому посвящено стихотворение «Вот он стоит» («Русские Символисты», вып. III), возвратил мне посланный экземпляр «Chefs d’euvre» (моя надпись была: «Одному из тех, чьим мнением я когда-то дорожил»). Бронин (символист) [80] совершил то же (моя надпись: «Прилежному ученику» — намек на сборник его стихов, который скоро появится и который составлен из похищений у меня). Курсинский прислал письмо, начинающееся словами: «М.Г. Неужели Вы» etc (моя надпись: «автору «Полутеней», полупоэту и полудругу») <…>
Я был на Ходынке, участвовал в великой катастрофе, получил кружку и отделался растяжением жил на левой руке! Российская поэзия довольно счастлива! (Письмо от мая 1896 года // Письма к Перцову. С. 72, 73; 77).
Летом 1896 года Брюсов посетил Кавказ.
Я ехал через Крым, увидел вновь Ялту, посетил Ореанду, в угоду своим эстетическим теориям, написал стихи:
Четкие линии гор, Бледно-неверное море… ……………………………… Создал я в тайных мечтах Мир идеальной природы. Что перед ней этот прах. Степи, и скалы, и воды!Если это не было неправдой, то и не совсем было правдой: так как я хотел чувствовать, но, на самом деле, «бессилие» (перед мечтой) природы –
Пленяло втайне очи…
Из Ялты в Новороссийск я ехал на пароходе и мог убедиться, как верен эпитет Бальмонта:
Застыл, как изваянье, тяжелый Аю-Даг.
В 1896 г. я вновь побывал в Крыму и с палубы парохода увидел амфитеатр гор, окружающих его «столицу», – сразу я почувствовал, что все это мне знакомо, что все это я уже видел когда-то. Очертания Яйлы и узор сбегающих вниз долин, как что-то привычное, легло в мои глаза, и была какая-то сладкая боль зрения, воспринявшего впечатления в тех же местах, что два десятилетия назад <…>