– Поскольку вы придерживаетесь таких решительных взглядов, позвольте у вас спросить, что вы думаете о вашем собственном журнале? – тщательно выверенным нейтральным тоном спросил Фитцгерберт, глядя Джейн прямо в глаза.
Только сейчас она обратила внимание, какой же он красивый. Но она заметила и обручальное кольцо у него на пальце. Ну что ж, значит, и этот участок уже застолблен.
Джейн размышляла. Она понимала, что это приглашение сказать пару лестных фраз о Виктории, превознести ее до небес, заявить, что таких способных и вдохновенных редакторов считанные единицы.
– Если честно, он весьма скучный и вялый, – сказал кто-то. Услышав этот голос, отчетливо раскатившийся по пустому залу, Джейн вдруг поняла, что он принадлежит ей. – По-моему, – продолжал звучать голос, – «Шику» необходимо идти в ногу со временем. Журнал довольно остроумен, что очень важно, и в какой-то мере обладает обаянием. И все же над ним еще надо работать и работать.
– И что вы предлагаете? – спросил Фитцгерберт. Его легкие, приятные интонации по-прежнему никак не выдавали его мыслей.
Джейн набрала полную грудь воздуха. Судя по всему, своими высказываниями она уже лишила себя работы, так что теперь можно уже говорить правду. Что ей терять? Где-то там, под насмешливыми лучами солнца, гуляет по Лондону Том, но она не может его найти. Судьба предоставила ей второй шанс, но она его упустила. Какое теперь имеет значение, что она скажет?
– Ну, во-первых, я считаю, журнал должен быть лучше информирован, – словно со стороны услышала свой голос Джейн. – У меня сложилось впечатление, что сотрудники «Шика» не считают нужным читать свежую прессу, если не считать гороскопов, – а это очень плохо. Из этого следует, что другие издания замечают крупные события раньше нас и первыми получают интервью. А не вам объяснять, что именно свежие новости и эксклюзивные интервью в первую очередь привлекают читателей.
Фитцгерберт молча кивнул. Казалось, он подталкивает ее продолжать. Возможно, рассчитывая, что после таких заявлений ей придется самой написать заявление, а это будет проще, чем выгонять ее силой. Ну и пусть. Раз уж он спросил…
– Еще «Шику» недостает сексуальности, – очертя голову, ринулась вперед Джейн. – И он уступает в расторопности своим конкурентам.
Что действительно было правдой – Джош уделял гораздо больше внимания прогнозированию тенденций и охоте за зарождающимися звездами, чем Виктория.
Остановившись, Джейн глотнула кофе. Ей было страшно, но в то же время она сняла с души огромную тяжесть. Несколько мгновений Фитцгерберт хранил загадочное молчание сфинкса. Наконец он деликатно кашлянул.
– Что ж, меня очень заинтересовали ваши слова, – заметил он. – Очень.
Судя по всему, своеобразное интервью подошло к концу. Джейн встала из-за стола, уверенная, что уже сегодня найдет у себя на столе приказ об увольнении. Как только Виктории станет известно об этом разговоре, Джейн вылетит из «Шика» со скоростью большей, чем скорость гоночного автомобиля.
Проходя через зеркальные двери, Джейн улыбнулась. Ей в ответ улыбнулась очаровательная незнакомка в сногсшибательном платье из сверкающего атласа, безукоризненно подкрашенная, с ниспадающими на плечи волнами светлых волос, которым могла бы позавидовать сама Грейс Келли. Джейн взяла большой бокал шампанского, чувствуя себя голливудской звездой.
Она пришла на вечеринку, намереваясь утопить мысли о Томе в галлонах шампанского. Вместе с мыслями по поводу крушения профессиональной карьеры. Пока что Джейн еще не получила взбучку, неминуемую после откровенного разговора с Фитцгербертом. Виктории весь день не было в редакции: она красила ноги и вощила брови, готовясь к вечеринке. Или, быть может, наоборот, вощила ноги и красила брови? Кажется, маски из морских водорослей использовались для восстановления бровей, а с целлюлитом боролись грязевые ванны.
– Джейн, дорогая, ты выглядишь восхитительно! – воскликнула Уна, мужественно ковыляя в черных сапогах на умопомрачительно высоких каблуках.
– Отличные сапоги, – заметила Джейн.
– Спасибо, дорогая, – обрадовалась Уна. – Это мои чёртсними, – неожиданно добавила она.
– Чёртсними? – переспросила Джейн.
Что это такое, новая марка модельной обуви?
– Ну да, – усмехнулась Уна. – Обычно это какая-нибудь дорогая вещь, которой я балую себя, хотя и не могу себе этого позволить. Я смотрю на ценник, а потом мысленно говорю сама себе: «Ну и черт с ним!» – и покупаю ее.
Уна огладила себя унизанными перстнями пальцами. Облегающее черное платье идеально подчеркивало ее стройную фигуру. Для пятидесяти с лишним у нее была замечательная фигура.
– Как тебе удается поддерживать такую форму? – спросила Джейн, одаряя признательной улыбкой официанта, наполнившего ее бокал пенящимся напитком.
– Сплю в лифчике, дорогая, – бодро ответила Уна. – Всегда так делала. Никогда его не снимаю за исключением особо торжественных случаев. Хотя сейчас это бывает крайне нечасто.
– Это кто такой? – спросила Джейн, обводя взглядом море улыбающихся незнакомых лиц.
Уна как раз знала всех и вся. И неудивительно, подумала Джейн, ведь она художественный редактор «Шика». И все же, похоже, Уне было известно о приглашенных гораздо больше, чем требовала ее профессия.
– Это Басти Биндж-Фетлок, – шепнула Уна, указывая взглядом в сторону коренастого мужчины со взъерошенной головой, в нелепых клетчатых брюках, казалось, поглощенного оживленной беседой с вешалкой. – У него огромные связи. Он на «ты» с членами большинства европейских царствующих домов. Правда, как видишь, у него жуткая близорукость. Вероятно, сейчас он думает, что меховое боа на вешалке – это королева Сильвия.
– А это кто? – спросила Джейн, глядя на немыслимо тощую брюнетку с ногами, доходящими до лопаток, торчащих из спины плавниками «Кадиллака». На голове у нее было что-то наподобие меренги с воткнутым в нее пером.
– О, это Флаффи Фронт-Боттом, – прощебетала Уна. – Очень знатная особа. Она принадлежит к семейству Бейсингсток-Фронт-Боттом. Говорят, питается картофельными чипсами и пиццей, но в это поверить нельзя, ведь правда?
Джейн подумала, что все зависит от того, доходит ли пища до ее желудка. Девушка была настолько худой, что в профиль казалась почти невидимой.
– Ну а это кто? – спросила Джейн.
Надменный молодой мужчина с копной буйных черных кудрей на голове оценивающе оглядывал собравшихся. У нее учащенно забилось сердце.
– Поосторожнее, – предупредила ее шепотом Уна. – Это Себастьян Трипп. По слухам, у него просто громадный… сама знаешь что. Женщины попадали в больницы – я не шучу. Не подходи к нему ближе чем на пушечный выстрел. Это просто какой-то серийный насильник.
– Трах, бах, и можете вызывать «Скорую помощь», мадам, – заметила Джейн.
– Вот именно, – подтвердила Уна. – О, а это достопочтенный Барнаби Фендер, он разговаривает с принцессой Лулу Фиштитц. – Она показала Джейн глазами на высокого мужчину свирепого вида, беседующего, согнувшись в три погибели, с пухлой некрасивой коротышкой. – Он банкир, считается очень выгодной партией. Дивиденды немыслимые. – Уна подмигнула. – Но, по слухам, Барнаби уже застолбили. Он дружит с Дороти. Жаль, так как Лулу подходит ему гораздо больше. При ее росте ей было бы очень удобно удовлетворять его по-французски. Стоя. Ладно, я побежала. Надо повращаться среди гостей. Оставляю тебя наедине со своими пороками.
Уна затерялась в толпе. Джейн с тревогой огляделась по сторонам, ища Викторию. Она была полна решимости любой ценой избежать встречи с ней. К счастью, главного редактора «Шика» нигде не было видно. Джейн решила, что пришла пора действовать. Шампанское уже начало свое бодрящее действие. Залпом осушив третий бокал, Джейн окунулась в море открывшихся перед ней возможностей.
Ее продвижение вперед было существенно затруднено как туфлями на высоких каблуках, так и официантами в индийских тюрбанах и сюртуках со стоячими воротниками, с бутафорскими саблями, угрожающими зацепиться за одежду проходящих мимо. Желающие протиснуться мимо официантов должны также были помнить об огромных деревянных подносах, на которых возвышались груды индийских закусок и тропических фруктов. Памятуя о предостережении Тиш, Джейн решительно отказывалась от угощений. Какой смысл надеть такое шикарное платье, а затем упустить свой шанс очаровать самого красивого мужчину в Лондоне, в критический момент ковыряясь в зубах.