– И что ты себе купила? – спросила Джейн. Судя по количеству пакетов, все, подумала она.
– О, это я купила не для себя, – сказала Шампань, махнув рукой в сторону коробок. – Нет, все мои вещи там, в лимузине. – Она неопределенно ткнула ухоженным ногтем в окно ресторана, за которым стоял сверкающий «Ровер». – А это, – заявила она, показав на свертки и пакеты, приливной волной захлестнувшие ножки стола, – я купила для своего брата.
– Для брата? – переспросила Джейн, смутно вспоминая фотографию на рояле в квартире у Шампань.
В разговоре с ней Шампань впервые упоминала о своем брате.
– Ну да, – закивала та. – Ты же его знаешь! По крайней мере должна знать, раз вы с ним уже целую неделю якшаетесь друг с другом.
– Что? – медленно промолвила Джейн. Это просто невероятно. Неужели Шампань имеет в виду… – Неужели ты имеешь в виду… Тома? – сдавленно произнесла она.
– Разумеется, черт побери, я имею в виду Тома, – подтвердила Шампань, осушая свой бокал. – Если только ты не якшаешься еще с кем-то.
У Джейн внутри все оборвалось; раскалывающаяся от усталости голова пошла кругом. Она попыталась ухватить обрывки мечущихся мыслей. Том и Шампань – брат и сестра? Этого не может быть. Два человека не могут быть настолько не похожи друг на друга. Том, скромный, едва сводящий концы с концами писатель, живет в комнате в полуподвале под борделем в Сохо. Шампань, профессиональная светская красавица, переезжающая из одного пятизвездочного отеля в другой, покупает своему псу ошейник с бриллиантами за сто тысяч фунтов. Том пишет серьезные вещи, и каждое слово – это плод работы его мыслей. Про Шампань этого никак не скажешь.
Том носит потертые кожаные куртки и купленные на распродажах футболки. Шампань с ног до головы облеплена этикетками ведущих модельеров мира, к которым кое-где прилеплены крошечные клочки одежды. Спутанные волосы Тома, кажется, острижены и уложены ножом и вилкой. За сияющей гривой Шампань ежедневно ухаживают дорогие парикмахеры. И все же, отметила Джейн, пялясь на Шампань так, словно видела ее впервые в жизни, что-то общее все же есть: в линии скул, в зеленых глазах, в знойной, проказливой улыбке…
– Но у вас ведь даже фамилии разные, – запинаясь, выдавила Джейн. – Фамилия Тома – Сетон.
Затянувшись, Шампань выпустила дым из носа двумя мощными голубыми струями.
– Ну да, он пишет под этой фамилией, – сказала она. – Но его настоящая фамилия Ди-Вайн. Полное имя Тома будет… так… – остановившись, Шампань наморщила лоб, словно собираясь продемонстрировать феноменальные возможности своей памяти, – Томас Чарльз Грегориан Сетон Ди-Вайн. А мое, – она снова умолкла, – э, Шампань Оливия Вильнелия Сетон Ди-Вайн, – торжествующе закончила она.
Ого, подумала Джейн. Называя своих детей, родители Шампань и Тома дали волю своей фантазии. Впрочем, у тех, кто на верху социальной лестницы, похоже, неписаное правило иметь как можно больше имен. Джейн это помнила еще по Кембриджу. В общежитии, в котором она жила, на дверях всех комнат за исключением ее собственной перед каждой фамилией стояло по три и больше инициала. У Тэлли их было по меньшей мере пять.
– Том отказался от фамилии Ди-Вайн, потому что считал ее слишком напыщенной для начинающего писателя, – продолжала Шампань, и в ее голосе прозвучала тень издевки. – Но я убеждена: истинная причина в том, что он не одобряет мой образ жизни. Том ненавидит высший свет и весь лондонский бомонд и не хочет, чтобы его связывали с моими колонками. И со мной. Он всегда был просто одержим деньгами, – закончила она, вонзив окурок в пепельницу.
– Неужели? – ошеломленно спросила Джейн.
За их недолгое знакомство Том показался ей самой щедрой душой на свете. Когда они возвращались из «Сан-Лоренцо», он буквально вывернул свои карманы наизнанку перед маленькой нищей. Его никак нельзя было назвать ни жадным, ни богатым.
– Я имею в виду, одержим тем, чтобы их не иметь, – уточнила Шампань. – Он отказался от своей доли наследства, так как хотел добиться успеха самостоятельно. И мне не разрешалось упоминать о нем в своих колонках, чтобы к нему не перестали относиться как к серьезному писателю. – Шампань закатила глаза. – Как будто кто-то может принять его за несерьезного писателя. Можно подумать, Том своей писаниной заставляет смеяться до слез своих читателей.
Джейн машинально кивнула. Если бы она только задержалась на несколько мгновений и дала бы Тому возможность объясниться! А так она опять все безнадежно испортила.
Уронив лицо в руки, Джейн застонала. Действительность навалилась на нее давящим грузом. И дело было не только в этом страшном недоразумении. Какой кошмар! Она умудрилась влюбиться в брата Шампань. Из всех братьев на свете она влюбилась именно в этого!
– Да, Том рассказывал мне о девушке, с которой познакомился, – сказала Шампань, окидывая Джейн оценивающим взглядом. – Ни минуты не могла подумать, что это ты. Однако довольно странно, должна я сказать, как резво ты тогда от нас сбежала. Если честно, Том здорово удивился. Бросился за тобой, но тебя и след простыл.
– Я… э… мне показалось… я хочу сказать, я решила, что ты… что он…
Умолкнув, Джейн жалобно посмотрела на Шампань.
– О господи, – внезапно проголосила та так громко, что все посетители, застыв, стали прислушиваться. – Неужели ты вообразила, что я решила охмурить своего собственного брата?
Шампань затряслась от хохота.
– О боже! – в ужасе воскликнула Джейн. – Что мне теперь делать? Я все испортила! Наверное, Том больше не захочет даже разговаривать со мной. Он принял меня за полоумную истеричку. Шампань потрепала ее по руке:
– О, у него все подруги такие. Не бери в голову. Ха-ха-ха! – Она прыснула, увидев искаженное ужасом лицо Джейн. – Это я так пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? Загляни к нему сегодня вечером.
– А может, лучше прямо сейчас? – пробормотала Джейн, поднимаясь из-за стола.
Стены ресторана закружились в сумасшедшем хороводе. Джейн пошатнулась, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Она опустилась на место.
– Его нет дома, – заявила Шампань, с удовлетворением изучая свои ногти. – Я попробовала взять его с собой по магазинам, но он ответил, что на этой неделе будет каждый день торчать в какой-то затхлой библиотеке. По мне, не самое лучшее развлечение. А теперь слушай, – прогудела она. – Теперь нам нужно обсудить одно действительно чертовски важное дело, хорошо?
Значит, эти сейсмические откровения относительно Тома были лишь закуской, догадалась Джейн, со страхом пытаясь представить себе, что же будет дальше.
– Том у нас в семье не единственный писатель, – протрубила Шампань, торжествующе сверкнув зелеными глазами. – Мне самой предложили огромную кучу денег за то, чтобы я написала роман. Чудесно, правда?
– Замечательно, – сказала Джейн, недоумевая, почему ей следует радоваться.
Шампань недоверчиво посмотрела на нее.
– В чем дело? – Сидящие за соседними столиками обернулись на этот удивленный крик. – Ты должна плясать на столах. Мне предложили полмиллиона, понятно? Огромные деньжищи! Крутые бабки!
– Не понимаю, – промолвила Джейн, собирая остатки достоинства, – почему я должна радоваться, что моя работа над твоими колонками принесла тебе жирный контракт? Я вовсе не в восторге. – Ее голос повысился до истеричного визга. – Если я и должна испытывать какое-то чувство, то только бешеную злость.
Ну вот! Она все высказала. И если Шампань как следствие уйдет из «Шика», ей все равно. С нее довольно! Последние сорок восемь часов свели ее с ума, опустошили и вымотали до предела. И в довершение всего она как-то незаметно для себя напилась. Только сейчас до Джейн дошло, что бутылка почти пуста. С шампанским вышел перебор. Во всех смыслах.
Шампань долго разглядывала ее с веселым изумлением.
– Ну ты и идиотка! – наконец протрубила она. – Ты так ничего и не поняла, да? Я прошу тебя написать за меня этот роман. Деньги разделим пополам. По двести пятьдесят штук на каждую. – Она чокнулась пустым бокалом с Джейн. – Ну как? Предложение потрясающее, а?