затевалась очередная война. В Африке мерли от голода черные, еще миллион заразился
вирусом ВИЧ, Даллас Ковбойс снова проиграл, а Старая Голубая Луна, о которой так
хорошо пели Элвис и Пэтси Кляйн, облетела вокруг Земли и встала над санаторием
«Тенистая роща», пролив свои горько-сладкие, серебряно-голубые лучи на заведение, как луч фонаря, что светит сквозь прическу синеволосой девушки, а в доме
престарелых ковыляло зло, как утка, которая ищет, где примоститься, а Элвис
повернулся во сне и проснулся от дикого желания поссать.
«Ну ладно, - подумал Элвис. - На сей раз я справлюсь. Больше никакой мочи или
дерьма в постели» (вышли бы прекрасные последние слова)
Элвис сел и свесил ноги с койки, и койка закрутилась налево, перевернулась, потом
замерла. Головокружение прошло.
Элвис бросил взгляд на ходунки и вздохнул, наклонился, ухватился за ручки и
приподнялся с койки, сдвинул резиновые ножки вперед и направился в туалет.
Он был в процессе дойки своей шишки с раздутым гнойником, когда услышал что-
то в коридоре — какое-то скребыхание, словно большой паук ковырялся в ящике с
гравием.
В коридоре всегда стоял какой-то шум, люди приходили и уходили, кричали из-за
боли или смятения, но в такое время ночи, в три часа, обычно стояла мертвая тишина.
Это было не его дело, но проблема заключалась в том, что теперь он уже проснулся
и успешно пописал, больше спать не хотелось; все еще вспоминал эту красотку, Калли, и медсестру (а как же ее, блин, звали?) с сиськами, как грейпфруты, и все, что они
говорили.
Элвис попятился с ходунками из туалета, развернулся, выбрался в коридор. Там
царил полумрак, почти все лампочки выключены, а те, что еще горели, были
приглушены до водянисто-желтого, как желток яйца. Черно-белая плитка на полу
напоминала огромную шахматную доску, начищенную и готовую к новой великой
партии в жизнь, и на ней стоял он, скрюченная пешка, что хочет сделать ход. В дальнем
крыле здания Старушка Макджи, известная как Печальный Йодлер, исполнила
очередной свой знаменитый йодль (она заявляла, что в юности пела в кантри-энд-
вестерн группе), потом резко замолкла. Элвис взмахнул ходунками вперед и пришел в
движение. Он не выходил из своей комнаты очень давно, да и из койки вылезал не
часто. Но сегодня он почувствовал себя воодушевленным, потому что не обоссался в
постели, а тут снова раздался шорох — паук в ящике гравия. (Большой паук. Большой
ящик. Много гравия). А идти на звук — какое-никакое, а занятие.
Элвис завернул за угол, бусины пота вскакивали у него на лбу, как волдыри от
ожогов. Господи. Больше он не чувствовал воодушевления. Даже воспоминание о
воодушевлении теперь стало измождающим. Но все же возвращение в палату, чтобы
лежать в постели и ждать утра, чтобы потом ждать дня, а потом вечера и ночи, его не
прельщало.
Он прошел мимо комнаты Джека МакЛахлина, старика, который верил, что он Джон
Ф. Кеннеди и что его мозг работает на батарейках в Белом доме. Дверь к нему была
открыта. Элвис, проходя мимо, заглянул, отлично зная, что Джеку не захочется его
видеть. Иногда он принимал Элвиса за настоящего Элвиса, и в таких случаях пугался, заявляя, что это Элвис стоит за убийством.
Вообще-то Элвис надеялся, что Джек сегодня чувствует себя именно так. Это будет
хоть какое-то признание, что он тот, кто есть, даже если это признание — вопль ужаса
от чокнутого.
«Конечно, - подумал Элвис, - может, я тоже чокнутый. Может, я Себастьян Хафф, упал со сцены и сломал не только бедро, но и повредил какую-то часть мозга, которая
забыла старого меня и заставила думать, что я Элвис».
Нет. В это он поверить не мог. Это они хотят, чтобы он так думал. Хотят, чтобы он
поверил, что он чокнутый и не Элвис, просто какой-то унылый старпер, который когда-
то жил чужой жизнью, потому что не имел своей.
Этого он не примет. Он не Себастьян Хафф. Он Элвис Чертов Аарон Гребаный
Пресли, с фурункулом на хрене.
Конечно, раз он верил в это, то, может, стоило бы поверить, что и Джек был Джоном
Ф. Кеннеди, а Мамаша Дилэй, другой пациент «Тенистой рощи», - Диллинджером. Но
опять же — а может, и нет. У них доказательств было маловато. Он хотя бы выглядел, как постаревший больной Элвис. А Джек был черным — заявлял, что власть имущие
его перекрасили, чтобы спрятать, а Мамс была женщиной и заявляла, что сделала
операцию по смене пола.
Господи, это дом престарелых или дурдом?
Комната Джека была особенная. Он не хотел ни с кем делиться. Откуда-то у него