Оркестр заиграл вальс, Гарри обнял мадам Лекарт, и они закружились.
Или поплыли. Гарри забыл про свои вопросы. Куини забыла про Эзру. Оба забыли, что не слишком хорошие танцоры.
Но только не сегодня.
Гарри никогда еще не получал такого удовольствия от танца. Куини никогда еще не чувствовала себя так уютно в мужских объятиях.
На киприйском балу никогда еще не видели такого исполнения вальса. Обычно партнеры держались намного ближе друг к другу, чем позволено в залах высшего общества. Их руки бродили в местах, которые леди-патронессы стеснялись называть. Взгляды сливались, так же как бедра и дыхание. А Гарри с Куини танцевали, словно отдаваясь музыке.
— Влюбленные, — говорили друг другу на балу знающие женщины, качая головой. Они считали, что умная девушка должна избегать чувств, мешающих делу.
— Влюбленные, — с проклятием говорили мужчины. Теперь они лишились последнего шанса.
Глава 7
После танца запыхавшаяся Куини сообщила, что ей необходимо зайти в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок, хотя в этом нуждались только ее мысли. Она еще никогда не чувствовала себя развратницей, а тем более никогда себя так не вела. Но этот танец…
Возможно, это шампанское. Или музыка, или ночь, или ее туалет, подразумевающий соблазнение. Или партнер. Господи, она ведь ни разу не позволяла себе настолько увлечься мужчиной, чтобы забыть свои принципы.
Выходит, она превзошла Хеллен, позволив мужчине держаться так близко. Не она ли гладила пальцами шею лорда Хэркинга, вместо того чтобы скромно держать их на плече? Слава Богу, она не осмелилась прикоснуться к его волосам, чтобы отбросить упавшую на лоб прядь. И не сжала его плечо, чтобы убедиться, что сюртук без накладки. Хотя ей этого очень хотелось. Господи, что теперь его сиятельство подумает о ней? Кажется, она и сама знала. В конце концов, это ведь киприйский бал.
Только поэтому она позволила себе — и приняла — такие вольности. Лорд Хэрккнг избавил ее от Эзры, даже перестал задавать вопросы, на которые она не хотела отвечать. Кроме того, виконт — привлекательный джентльмен, нужного роста и ширины плеч, с хорошими манерами в отличие от большинства грубых, невоспитанных мужчин, которых она видела здесь и от которых то и дело слышала оскорбительные намеки. Поэтому лорд Хэркинг и вызвался ее сопровождать. Слишком много распущенных наглецов, заявил он, делая знак Хеллен и Брауну присоединиться к ним.
Куини с облегчением скрылась в дамской комнате. Ей нужно подумать о случившемся, разобраться, почему она вдруг поддалась чуждым для нее ощущениям и совсем забыла о благоразумии.
Но подумать не удалось из-за щебечущих женщин, заполнивших дамскую комнату. Они шептались об «этом лорде, который настоящий джентльмен», об «этом парне с самым глубоким карманом и самым большим мечом».
Куини не могла притвориться непонимающей и покраснела, к безудержному веселью остальных женщин. Оказывается она была не единственной, кто выпил слишком много шампанского и крепкого пунша. Бедный лорд Хэркинг тоже бы покраснел, услышав, как обсуждаются его мужские достоинства, подумала Куини.
Но вскоре, хвала Господу, предметом обсуждения стала она сама, точнее, мадам Дениз Лекарт с ее сногсшибательным платьем и модными фасонами. Посыпались вопросы. Non, она предпочитает не говорить по-французски, oui, она действительно сошьет платье новой модели для той девушки, oui, она сможет воспроизвести ваш любимый фасон. Маскарадный костюм? Подходящий для визита к ни о чем не подозревающей сестре любовника? Но Куини может также посоветовать лучшие цвета, самые выгодные для заказчицы фасоны.
Не обращаясь непосредственно к кому-либо, Куини намекнула, что способна зрительно удлинить шею или скрыть неприглядные выпуклости. Ее цель — сделать женщину более привлекательной, а не только следовать последним направлениям моды. Она раздавала визитные карточки, предупреждая, что цены у нее довольно высокие, чем лишь разжигала интерес слушательниц.
Истинная леди никогда бы не стала обсуждать финансовую сторону дела, а эти женщины говорили только о деньгах и как их получить. Оценив по достоинству ее способности, все поклялись зайти в магазин на Морнинг-сайд, как только найдут покровителя для оплаты счетов или заложат кое-что из своих драгоценностей.
У Куини было достаточно наличных средств, чтобы купить французские ткани и нанять опытных портних. Вскоре она сможет начать расплачиваться с лордом Кардом и Джеком Эндикоттом. Она раздала еще стопку визитных карточек.
Тем временем Хеллен добавляла румян на щеки, жалуясь, что пока не видела джентльменов, подходящих для выбора.
— Будь рада, что с тобой приличный человек вроде мистера Брауна, — сказала ей Куини. — Многие из так называемых джентльменов, которых я тут видела, недостойны даже чистить тебе обувь.
— А разве мои туфли запылились? — Хеллен подняла юбки. — Так они совсем не замечают мои ноги.
Подруга начала оттягивать вырез платья, но Куини вернула лиф на место прежде, чем та успела испортить свой наряд. Она чувствовала отвращение к девушке и к себе. Они вообще не должны были приходить на этот бал, по делу или без него. Распущенные нравы заразны, как грипп, и почти так же убийственны.
Гарри стоял неподалеку от дамской комнаты. Он бы тоже отправился с Брауном на поиски уборной, однако не мог оставить женщин без присмотра. Многие присутствующие тут мужчины были слишком пьяны. Но и абсолютно трезвые не внушали никакого доверия.
Сначала Гарри чувствовал себя неловко, ловя понимающие взгляды мужчин, проходивших мимо него в комнату для игры в карты. Наверное, они посчитали его полным дураком, настолько ослепленным красотой француженки, что он даже на минуту не может выпустить ее из виду. А что еще они могли подумать, если были свидетелями такой страсти во время вальса? Никто же не поверит, что пыл танца вызван жарой в бальном зале. И никто, разумеется, не поверит, что он сейчас защищает свою партнершу от худших вольностей. Они будут уверены, что он просто боится, как бы его женщину не увел другой такой же похотливый мужчина.
Почему он вдруг повел себя так, удивлялся Гарри, что вышел за рамки приличия? Ответом, конечно, была мадам Лекарт, Дениз, хотя это имя, казалось, совсем ей не подходит. Это она с ее смесью искушенности и высокой морали пленила его. Внешность мадам способна превратить любого мужчину в похотливого дурака, полагал он, но здесь было нечто большее, чем физическая красота. Она могла поднести иголку к горлу Брауна, а потом танцевать, как цыганка. Могла покраснеть от нечаянно услышанного нескромного замечания и млеть в его объятиях. Неудивительно, что голова у него пошла кругом.
Гарри повернулся к стене, предпочтя любоваться безобразными картинами, чем сносить насмешки лондонских распутников и повес. Но тут кто-то хлопнул его по плечу.
— Счастливчик.
— Отличное зрелище, приятель, — сказал другой. А третий, джентльмен из правительства, добавил:
— Мне бы хотелось, чтобы вы такую же страсть вкладывали в свои парламентские речи.
Гарри отвернулся от мазни, видимо, считавшейся натюрмортами. Джентльмены подмигивали ему, свистели, тоскливо глядя на дверь, за которой скрывалась его партнерша. Они вовсе не смеялись над ним, понял Гарри. Они его поздравляли. Они завидовали моралисту Хэркингу. В глазах этих повес он перестал быть неуклюжей деревенщиной и чопорным парнем, который не одобрял как их самих, так и их поведения. Он перестал быть школьником, пытающимся стать лучше других, каким его помнили некоторые. Теперь он один из них, завидный член безумного содружества.