— Первый.
И снова хрипела рация голосами войны. И не было Ивану времени торжествовать; он отпрянул от окна, пригнувшись, выбрался из пыльной комнаты.
— Сокол один, Соколу второму.
«Савва проснулся», — мельком подумал Иван, переваливаясь через груды развороченного взрывами бетона и кирпича. — На приеме Сокол.
— Работаю по крыше, тут засел один, да…
Оглушительно стрелял на пустыре танк, ожесточенно тяфкали пушками «бэхи», заливался крупнокалиберным лаем пулемет бэтера. Продвигалась пехота. Вот уже подобрались к крайнему подъезду, ворвались внутрь. Может, бойцы Перевезенцева, а может, и не его — из другого взвода. Иван машинально искал глазами лейтенанта, но все не находил.
Засек Иван автоматчика-боевика, снес ему голову — прямо в лоб. Считает Иван:
— Второй.
За спиной послышался шорох. Иван замер — нащупал пистолет у пояса. Сзади раздался знакомый голос:
— Ща подвалы станут рвать мои с саперного.
Иван оттер со лба выступивший обильно пот.
— Ну, ты ду-ура! Завалил бы тебя. Тебе чего сказали делать, какого лазаешь за спиной? Присядь от окна, душара.
Ксендзов привалился к стене в тень, надвинул на лоб каску, обиженно пробубнил:
— Мне на дембель весной.
Штурм дома подходил к концу. Иван глянул на часы и удивился. Три часа боя прошли как одна минута. Наступала развязка. Танк и огнеметы загнали ожесточенно сопротивлявшихся боевиков в подвалы. Дом блокировали. Там, внутри, откуда валил дым, рвалось наружу пламя, слышались еще выстрелы. Бой переместился на пролеты и этажи здания. Но скоро и там затихло.
Иван связался с Саввой.
— Сокол. Сокол второй, первому. Ты где, чурка? Спускайся.
— Тшкрх-х… Сокол… злой как собак, — не обижается Савва. Савва хладнокровный. — Иду, лезу, да.
Бой закончился. У брони суета. Грузят раненых. «Тяжелых» укладывают внутрь бэтера, тех, кто сами двигаться могут, подсаживают на броню. Бэтер взревел и, не разбирая дороги, через пустырь понесся к шоссе.
Ксендзов потянул Ивана за рукав.
— Гляньте, вон мои. Ща подвал рванут. О, потащили.
К дому, пригнувшись, побежали двое солдат. Один волочил длинную палку с примотанным на конце зарядом. Запалив шнур и всунув заряд в подвальное оконце, саперы сразу же махнули обратно. Ксендзов комментировал над ухом:
— На минималку поставили. Ща, смотрите.
Он не успел договорить, дом тряхануло от мощного взрыва.
Б-б-бух-х!..
Отдало по перепонкам. Из оконца повалил белый дым.
Сантименты на войне — дрянь дело. И ненависть ни к чему — она глаза застилает. То и имел в виду Батов, когда говорил Ивану, что не получится из него снайпер. Снайпер хладнокровен. Савва — снайпер. Иван — мытарь неприкаянный. Но у судьбы свои расчеты. Судьбе сопротивляться — народ смешить. Иван вроде по ветру, но все норовил свернуть, упереться, против идти. Получалось — шаг вперед, два назад. Лед в груди с девяносто пятого, а он все о бане: «Раскинуться на горячей полке и задохнуться от березового духа». Шиш тебе, солдат! Глянь-ка, народ кругом, «солдатинка», плещется в крови в своей и чужой. Брось, солдат, сантименты! Сантименты, когда кровь кругом, дрянь и есть.
Валит дым из подвалов. Подождали немного. Ротный своим — подвалы зачищать.
Группа собралась — и к первому подъезду. Ныряют внутрь по одному. Савва потащил Ивана — пойдем глянем, разживемся трофеями. В это время из соседнего подъезда вывели троих. Черные. Шеи заросшие густой щетиной. Шапки вязаные натянуты до подбородков. Руки прихвачены сзади.
Быстро все, быстро.
Майор что-то сказал своим, как будто отмахнулся: само собой разумеется, чего спрашивать, воздух сотрясать.
Солдаты тех троих повели. Скрылись за броней. Очереди короткие стреканули.
Темно в подвале, дымно, дышится с трудом.
Впереди голоса:
— Переверни. Твою мать, это же наши.
— Перевезенцева взвода «контрабасы». Черт их потащил…
— Вовик, краснодарский пацанчик. «Оскал» у него выколот был на плече. Ну, точно, он. Три дня как сгинули.
— Хорош базарить! — раздался знакомый Ивану простуженный голос. — Чего смотрите? Называется, бухнули. Вытаскивайте, что ли. Ксендз, ты чего тут шаришься? Вали отсюда.
Иван прижался к подвальной перегородке.
Лучи крест в крест. Шаги, топот.
Подсвечивая фонарями, солдаты проволокли два полураздетых безголовых тела. Он вспомнил Перевезенцева, — когда тот заикнулся, но не стал говорить про контрактников.
— Слышь, Савва. Видать заскучали пацаны, нарвались по пьяни. Слышал чего бакланили? Духи поглумились.