До начала эксперимента, граф не питал надежд на быстрый результат. Разум Сары представлялся журналом дамских мод. Пожалуй, ему придется продираться через сотни страниц с разной дребеденью, прежде чем он найдет нужную информацию. Но теперь… Его брови поползли вверх. Если это и был журнал, то уж точно с модой никак не связанный. И нужная информация была написана на каждой странице. Даже на полях. Красными чернилами.
— Сара Шагал, ты ящик Пандоры, — прошептал вампир и разжал руки. Массируя виски, девушка рухнула у его ног и забилась в рыданиях.
— Да как вы смели?! Ох, что со мной будет? Теперь, когда вы знаете про меня всю правду, вы ведь не женитесь на мне! И никто, никто не женится, потому что такая я никому не нужна! Вы погубили меня, ваше сиятельство! За что?!
Альфред ринулся к девушке, но виконт предупредительно схватил его за плечо. Отец знает, что делает. В большинстве случаев. Зато Профессор Абронзиус, с зонтом наперевес, решительно подошел к графу.
— Фон Кролок, немедленно прекратите ее мучить! Даже от вас я не ожидал такой жестокости! У вас вообще сердце есть?
— Есть, — ухмыльнулся вампир, — между шестым и седьмым ребром. А моя жестокость не идет ни в какое сравнение с ее собственной. Никто не может обидеть нас хуже и унизить больнее, чем мы сами. Только мы знаем, где в прореха в нашей кольчуге и куда направить копье. Так что пусть поплачет, а когда протрет глаза, то быть может увидит, что мир не такой уж мерзкий. Штернкинд, — склонившись над девушкой, фон Кролок участливо погладил ее по растрепавшимся волосам и помог встать, — по каким предметам у тебя были отличные отметки?
Отворачиваясь, та пробормотала.
— По арифметике, логике и латыни.
— Чем равняется квадратный корень из 167?
— 12,922848.
— Опиши строение уха.
— Auricula, meatus, incus, malleus… ох, если папа узнает, он меня убьет!
— А с твоим отцом мне еще предстоит серьезный разговор! И как он только додумался — наказывать тебя за то, что ты не похожа на других девушек, и принуждать тебя к тому, что тебе противно…
— Ну что возьмешь со смертных? — поддакнул Герберт. — Они обращаются со своими отпрысками из рук вон плохо. Не то что мы, вампиры. Мы ж так никогда не поступим.
Измерить долю сарказма в словах виконта не представлялось возможным, потому что измерительный прибор непременно бы задымился. Граф лишь сверкнул глазами в сторону сына и вновь обратился к Саре.
— На самом деле, все не так плохо.
— О, «плохо» тут вообще не причем. — согласилась Сара, — БОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИМ СЛОВОМ БУДЕТ «АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ КОШМАР»! Ну допустим, я прочитала медицинскую энциклопедию от корки до корки, но прок от этого какой? Чтобы ощипать курицу знание анатомии не требуется. Да, я умею умножать трехзначные цифры в уме, но у меня никогда не будет столько денег, чтобы считать их столь экстравагантным способом. Я умру в нищете, старой девой! Ну скажите, неужели кому-то нужна такая жена? Ведь жена должна быть ангелом в доме.
— Поверь, Сара, ты настоящий ангел, — честно сказал Герберт. Для упыря ангел — это существо, от которого исходит солнечный свет и пахнет ладаном, которое держит в руках крест и изъясняется цитатами из псалмов. Иными словами, очень неприятный гость. А фроляйн Шагал могла заткнуть за пояс все девять ангельских чинов.
— Ты мне льстишь, — всхлипнула девушка. — Вот помнишь ты спрашивал, есть ли у меня высокие устремления? Представь себе, есть. Как только я в первый раз увидела мышцу в разрезе, мне захотелось стать доктором… Но в университеты женщин не принимают, я же знаю.
Профессор неопределенно помахал зонтом.
— На самом деле, такая парадигма мышления свое уже отживает. Прогресс медленно, но все же добирается и до науки. Вот, к примеру, сколько веков ламиелогия была в опале, но в Кеннигсберге ее наконец признали полноценной дисциплиной…
— Кстати, о вашей альма матер, Профессор. Вам знаком некий Генрих фон Граб?
Абронзиус задумчиво потеребил кончик носа.
— Вы о докторе Грабе? Который основал кафедру гематологии и возглавляет его уже почти 80 лет?
— Столетьем больше, столетьем меньше.
— Он любит устраивать заседания кафедры в полночь? — уточнил Альфред.
— А среди его студентов стопроцентная посещаемость, потому что те, кто завалил сессию, таинственным образом исчезают?
— У него на щеках такая щетина, словно он бреется, не глядя в зеркало?
— Да, это добрый старый Генрих. На месте Сары я бы обратился к нему с просьбой о зачислении.
— Боюсь, это неосуществимо, — нахмурился Абронзиус, — доктор Граб весьма консервативен, до сих пор в кровопускания верит. О его неприязни к прекрасному полу ходят легенды. Скорее всего, он не позволит фроляйн Шагал порог переступить…
— Сдается мне, что он передумает, если Сара передаст от меня дружественный привет. И скажет, что в моих мемуарах, которые почти готовы к публикации, я, пожалуй, не стану упоминать тот эпизод, когда он пробрался в монастырскую школу, но вместо спальни воспитанниц попал в келью к матушке-настоятельнице.
— Бедняжка! — воскликнул жалостливый Альфред.
— Да, его и правда жаль. Синяки от четок сходят очень долго. Так же упомяни про то, как однажды он попытался соблазнить юную прелестницу в прямо ванной — у нас, немертвых, это любимый способ знакомства. Мы не любим проволочек. Но увы! Генрих наступил на мыло, в следствии чего бултыхнулся в воду. Когда же на грохот сбежалась вся челядь, наш герой обратился в летучую мышь, упорхнул в окно, но от волнения потерял ориентир и натолкнулся на ворота. Вороты были железными, он был мокрым насквозь, а на дворе стояли февральские морозы. Отскабливать его от металла было забавной процедурой… Если напомнишь об этом происшествии, он тебе стипендию назначит.
Первой мыслью Сары было попросить календарь — вдруг 1е апреля уже наступило, а она даже не заметила. Но Профессор тут же взял ее под локоть.
— Вот видите, фроляйн, проблемы разрешились сами собой, — молодцевато разгладив усы, он подмигнул девушке. — А если хотите для начала повращаться в научных кругах, присмотреться к академической карьере, то почему бы вам не поехать с нами на конгресс в Венецию?
— Венеция? А где это? — слабым голосом спросила девица.
— В Италии, фроляйн. Гондолы, палаццо…
— … И ОЧЕНЬ МНОГО ВОДЫ! — одновременно выкрикнули отец и сын фон Кролоки.
— В таком случае, я бы с удовольствием, но, — Сара замялась, — как же я с вами поеду? Мама с папой очень расстроятся, если у них за спиной будут шептаться… о всяком.
Профессор снял очки и рассеяно протер их полой сюртука. Как замечательно, что в Трансильвании стоят суровые морозы. Щеки у него покраснели уже давным давно. Теперь их цвет изменился разве что на пару оттенков, никто не заметит. Такого смущения он не испытывал с тех пор, как в первый раз подавал декану просьбу о субсидировании кафедры ламиелогии. Когда декан, подмигивая остальным преподавателям, дошел до слов «осиновые колья» в графе «Расходы», в его устах оно прозвучало как «погремушки.» А услышав вопрос «Не требуется ли доктору Абронзиусу к чесноку еще и сало, чтобы превратить университет в колбасный цех?» ламиеолог готов был под землю провалится. Это было лет 30 назад. С тех пор непоколебимая вера в того, что его окружают одни идиоты, помогала Профессору находить выход из любой затруднительной ситуации. Но сейчас с ним разговаривала Сара Шагал, которая, увы, не была идиоткой.
Наоборот, она была самой красивой и умной девушкой в мире.