— А ты не ел? Разве не ты толще всех мазал?
— Конечно, нет. Да ты и не дал, бессовестный! Негодяй, свинья, нахал! Разве не ты сказал, что все это твое! — побагровев, орал Марци Тыква.
— Не орите! — прикрикнул на него старший по комнате.
— Раз я ел, то и он ел! И он ел!
Сначала все были поражены, затем дружно расхохотались.
— Я думал, это масло.
— Вот здорово, что я не ел! Сказал, что прогоркло! Это я сказал, что оно прогоркло!.. Тухлятина, говорю! — шумел Андраши.
— Тухлятина, точно!
— И все-таки вы сожрали!
— С душком, но пошло!
— В такое брюхо все пойдет!
— А теперь-то что будет?
— Может вытошнить.
Раздались новые взрывы хохота. Все смеялись над Бесермени, который съел больше всех, чтобы Миши не досталось.
В этот вечер только и говорили о мази, которую слопали Бесермени и Марци Тыква.
В конце концов решили купить бутылку палинки, чтоб отбить привкус мази.
Бесермени весь вечер страшно злился и наконец не выдержал:
— У меня украли нож!
— Кто украл?
— Да здесь он был, на столе, все им пользовались, откуда мне знать, кто из вас его стибрил.
— Заткнись!
— Верните нож!
— А ты верни мазь!
Тем все и кончилось.
В тот же вечер за ужином даже богословы узнали, что одному из младших гимназистов пришла посылка, а соседи по комнате слопали из нее сапожную мазь.
Старшему по комнате было ужасно стыдно. Он сказал, что откажется от своих обязанностей и переселится.
Спать легли очень поздно, и, когда уже засыпали, раздался голос Надя — он был очень серьезным человеком, но умел при случае пошутить:
— Чу!.. Вроде как ботинки чистят… у кого-то в животе…
Бесермени сопел в своей постели, а ребята опять взорвались от смеха.
Растолкали Бесермени, он вскочил на кровати, свернул из одеяла жгут и стал им драться.
— Негодяи, воры! Украли мой нож! — орал он. — Ну что за дрянная, нищенская посылка! Вот увидите, что я получу: целого жареного гуся!
— В этой тоже была неплохая вакса!
Уже миновала полночь, а страсти вокруг съеденной мази все разгорались.
На другой день о ней стало известно всей коллегии, и Бесермени бесился, как затравленный зверь. Двое других остались в тени. Ведь в козлы отпущения, как правило, попадает кто-нибудь позаметнее и все щелчки и насмешки достаются ему одному.
Гостинцы, присланные в посылке, имели свой особый запах. «Лисичкин хлеб», — говорил отец, возвратившись откуда-нибудь издалека, и вынимал из котомки хлеб. Это был его подарок. Да и мог бы разве отец доставить ребенку большую радость!
Когда смех в комнате прекращался, Миши думал о родителях. Мамино письмо он еще раз хорошенько перечитал в ботаническом саду, где было меньше всего народу, и плакал в три ручья, спрятавшись в самые заросли. Выплакавшись, мальчик хотел пойти в коллегию, но вдруг замер, не в силах сдвинуться с места.
В цветнике работал молодой парень, и на голове у него красовалась…
Да-да, Миши не сомневался — это была его шляпа.
Он узнал ее по отвисшей щетинке и по цвету, ее зеленому цвету, да еще по шнурку вместо ленты.
Он долго смотрел на парня, хотел было его окликнуть, но не посмел. На его собственной голове была эта драная соломка, а буквально в двух шагах, на чужой голове, — его прекрасная шляпа. Но как она уже замызгана и помята, будто и не его вовсе… Тут он испугался: вдруг это и в самом деле не его шляпа? Нет, он не посмеет сказать: «Отдайте мою шляпу!»
Миши услышал, как во дворе коллегии зазвонили, и бросился туда во весь дух, словно за ним гнались. Весь день у него было такое грустное и подавленное настроение, будто загублена теперь вся его жизнь, но рассказать никому не решился: стыдно было признаться, что он такой растяпа, потерял собственную шляпу. Миши не хотелось, чтобы над ним смеялись, как над Бесермени из-за ножа, — а смеяться бы стали…
А с ножом Бесермени произошло вот что.
Когда вечером после уроков Миши поднимался к себе в комнату, истопник как раз разжигал печь, топить которую нужно было из коридора, а сама печь — большой железный цилиндр — находилась в комнате, и вокруг нее, обычно перед ужином, собирались гимназисты. У старших даже бывали гости. Например, восьмиклассник Панцел часто заходил к Лисняи, старшему по комнате, а так же Харанги, поэт из восьмого класса, стихи которого были уже напечатаны в дебреценских газетах. Сейчас все сидели вокруг печки и разговаривали. Харанги рассказывал историю о полковнике Шимони, как этот отважный гусар, будучи еще ребенком, однажды вместе с мальчишками залез на колокольню ловить воробьев. Вдруг он заметил снаружи, в трещине, воронье гнездо. Ему подставили доску, и он, стоя на цыпочках на противоположном ее конце, собрал всех птенцов за пазуху. Мальчишки спросили: «А нам дашь по птенчику?» — «Не дам!» Ребята разозлились. «Тогда мы отпустим доску! Поделишься?» — «Нет!» Они отпустили доску, и он грохнулся вниз с колокольни, но тут же вскочил и, удирая, показал им фигу: «Все равно не получите!»