Я узнала его, и он это понял:
— Ты больше не будешь швырять свои сумки.
Кто-то скомандовал:
— Заканчивай.
Раздались выстрелы, я хотела вскрикнуть, но не успела. Все тело затрясло, и я провалилась в небытие.
Глаза открылись. Белый халат метнулся к двери. Крашеные стены, потемневшая побелка на потолке, тумбочка, пружинящая кровать. Я в больнице.
— Расхерачили, натурально, полковник, — голос был грубым и жестким, — навряд ли я смог бы лучше.
— Не прибедняйся, Антон Дреич. Твои способности мне хорошо известны.
Дверь в коридор осталась открытой, и я отчетливо могла слышать диалог двух мужчин.
— У них на все про все ушло около тридцати секунд: захомутать и расспросить бугая, нейтрализовать телку, обыскать машину. Вырубить ее и кончить его. Очень быстро.
— Согласен.
Я села на кровати.
«Неужели Виктор погиб?»
Вошла медсестра, за ней следом Ежов и незнакомый мужчина огромных габаритов.
Кроме меня, в палате никого не было.
Девочка-медичка подошла и попросила лечь.
— А вот и Татьяна Александровна ожила.
Голова болит, сердце ухает. Заголившиеся ляжки выбились из-под одеяла.
— Лежите, — приказал Ежов.
— Красивые ножки, — напрямую высказался амбал в новеньком камуфляже и армейских ботинках.
Я не имела ничего против.
Человек, в лексиконе которого присутствовал глагол «расхерачили», сел на несчастный стул, и, как ни старался, меньше половины комнаты занять ему не удалось. В нем было около двухсот килограмм, а может, и больше. Лицо с добрую сковородку искренне улыбалось, приветствуя мое воскрешение.
Я почувствовала, что налюбовалась Антон Дреичем на всю жизнь, и повернулась к Ежову.
— Как вы себя чувствуете?
— Могло бы быть и хуже, — резонно заметила я. — Немного не доехала, Геннадий Александрович.
Помолчали.
— Виктора застрелили?
— Да.
— Он быстро умер?
— Мгновенно, десять пуль за две секунды. Автоматический пистолет, — подал голос титан.
— Пусть так, — смирилась я, не в силах что-либо изменить. — Давно я здесь?
Полковник взглянул на часы:
— Сейчас пять минут третьего. Уже четыре часа. Вы в состоянии отвечать на вопросы?
— Думаю, да.
— Отлично. — Ежов вслед за громилой опустился на стул. — Что вы делали в машине Жукецкого?
— Вчера он принял меня за воровку, а сегодня утром извинился, сказал, что вел себя как скотина, и предложил съездить с ним позавтракать.
Не говорить же, что работаю на Хальзова.
Точно так же, как и вчера вечером, Ежов стал записывать мои ответы в школьную тетрадочку.
— Расскажите о том, что произошло.
Я расписала все до мельчайших подробностей. Естественно, интерес вызвала моя встреча с вчерашним вором, которого не без моей помощи задержали в ювелирном магазине, а затем отпустили. Надо было писать заявление, дура!
— Вы уверены, что это был один и тот же человек?
— Несомненно. Перед тем как вырубить меня, он высказался насчет моего успешного броска.
— Получается, что некто, проявлявший интерес к лошадкам, напал сегодня на Виктора. Вас, как я понимаю, в расчет не брали.
— Могли убить, — заключил Антон Дреич.
— Вы не знаете, что было в свертках?
— Сверток и пакет, товарищ полковник, — уточнила я.
Тестировать он меня еще будет, наверняка показания свидетелей уже собраны и все разложено по полочкам.
— Да, верно.
— Нет, я не знаю, что они забрали, по дороге Виктор ничего мне не показывал.
Ежов открыл «дипломат» и достал фотографии.
— Узнаете кого-нибудь?
— Торопитесь с опознанием? — поинтересовалась я, забирая карточки.
— Да, время не ждет.
Я сразу узнала мальчишку, но не спешила с ответом.
— Обещайте мне, что дадите возможность поговорить с продавцом. У меня в этом деле появился личный интерес.
— Интересно дома на диване лежать, — буркнул Дреич, давая понять, что я зарвалась.
— Ничего не могу обещать. И мой вам совет — успокойтесь. Мы как-нибудь сами.
Честно говоря, я никому не собиралась мстить, просто очень хотелось знать, откуда у мальчишки золотой будда. Я ведь тоже вроде как на работе.
Я молча протянула ему одну фотографию, затем отдала все остальные.
Ежов не скрывал удовлетворения:
— Завтра вас скорее всего выпишут. Старайтесь вести спокойный образ жизни.
Представители власти одновременно поднялись.
Дреич снова отпустил очередную реплику:
— Здоровье укреплять лучше всего за столом.
Глядя на него, можно было подумать, что в квартире, где он живет, как минимум четыре кухни. Иначе, с чего он такой огромный?
Я ковыляла из туалета обратно на койку, когда увидела очередных посетителей.
В накинутом на плечи белоснежном халате мне навстречу шел Сыч.
С ним за ручку, словно маленькая девочка, шествовала грациозная дева, держа в руках букет роз. Сам уважаемый посетитель нес огромный прозрачный пакет с апельсинами.
Удивляться тут было нечему. Александр Иванович зашел поинтересоваться, кто же это убрал служащего его фирмы.
Я дежурно заулыбалась. Чмокнула начавшего седеть мужчину в щечку. Он, в свою очередь, играючи потрепал меня за задницу, после чего мы вошли в палату.
Альма, так звали красавицу с черными как смоль волосами, поставила цветы в графин и брезгливо опустилась на тот самый стул, который не так давно насиловал Антон Дреич.
Сыч соответственно занял место полковника.
Стройный мужчина, около сорока. Слегка заплывшее от частых выпивок лицо со следами оспы.
Маленькие серенькие глазки. Аккуратная стрижка десятилетнего мальчика. Резкий запах отвратительного одеколона, забивающий ноздри.
— Как здоровье?
Начался обмен дежурными фразами, который занял примерно минут десять, после чего перешли к делу.
— Ты работаешь сейчас на кого-нибудь?
Врать как-то язык не поворачивался. Он может и припомнить.
— Есть занятие.
— Имя мне скажи, пожалуйста, — на полтона ниже потребовал Александр Иванович, разворачивая жвачку и бросая обертку на пол.
— Хальзов.
— Ба! И что старому пердуну понадобилось?
— У него книги украли, вот он меня и нанял.
— Дорогие книжки, наверное.
— Да, дорогие.
— Ты, Татьяна, не тухни. Я к тебе, понимаешь ли, со всей душой, вот фруктов принес, а ты так вяло разговариваешь. Узнала кого-нибудь из тех, кто вас сделал, а?
— Нет. Мне постоянно слепили глаза электрошокером.
— Как интересно. А что ты делала в машине Витюшки?
— Мы с ним в ресторан завтракать поехали.
— В какой?
— Я не знаю, он сказал, что это сюрприз.
Сыч подпер щеку ладонью и уставился в окно.
Очнувшись, он поинтересовался:
— Знаешь, в кого вы врезались? Конечно, не знаешь. Менты, которые ушли полчаса назад, тебе тоже наверняка ничего не сказали.
— Нет, не сказали, — подтвердила я. — Только не мы врезались, а в нас.
— Не важно.
— Как угодно, — возражать было бессмысленно.
— Семен Игоревич Будников, по кличке Фома.
— Ругался он здорово.
— Да, материться он мастер. Магазины у него.
Пара заводиков. Спирт Фома гонит. Главное, что номер белой «шестерки» он запомнил, но машина краденой оказалась. Менты это уже знают. А я уж от них.
— К чему ты мне это все рассказываешь?
— К тому, что профи его убрали, и я не знаю почему. Значит, он за моей спиной чем-то занимался.
Несмотря на то, что человека в живых уже не было, Сыч горел желанием узнать, большой ли куш хотел сорвать без его ведома покойный.
— Ты давно с ним кувыркаешься?
Красавица на заднем плане едва заметно сморщилась. Наверняка приходилось выносить выражения и покрепче.
— Я зашла к нему на работу вчера вечером.
Купила безделушку с рук и захотела узнать, сколько она стоит на самом деле. Слово за слово, пригласил в ресторан. Мы четыре года не виделись.