Надпись под фотографией гласит: «Первоколхозники Семен Николаевич Кузнецов и Федор Иванович Литвяк с боевыми товарищами во время выполнения интернационального долга в Народно-Демократической Республике Афганистан. 1986».
Вот так… Значит… Ого-го… Ну…
Вот такие мысли, а вернее — их обрывки носились в моей голове, когда…
— А ну-ка, расступись, товарищи, позвольте-ка пройти — раздается звучный голос и на пороге зала появляется Домостроев.
Рядом с ним с трудом переставляет ноги о-очень пожилой человек — совсем старик. Он опирается на палку и при каждом шаге тяжело отдувается — сказывается подъем по лестнице. Голова с пергаментной кожей, венчик седых волос, подслеповатые глаза… Домостроев осторожно поддерживает его за локоть, а сзади виднеются две женщины в белых халатах. Врачи. Интересно, что им здесь надо? И кто это вообще?..
— Разрешите, товарищи пионеры, представить вам персонального пенсионера союзного значения, первоколхозника и боевого соратника Деда Афгана — Вождя и Основателя Пионерии — произносит Владимир Алексеевич, остановившись перед нами не доходя пары шагов.
— Литвяк Федор Иванович — неожиданно твердым голосом представляется старик. — А вы, внучата, значит ротного нашего огольцы? Эк Евгень Ваныч потрудился… Это скольких же детишек настрогать смог, что внучат поболе взвода? Ну да помню, как же… Охоч он был по женской-то части, охоч…
И, недоговорив, старик заливается сипловатым смехом. Домостроев принимается объяснять ему, что мы — не родные внуки и внучки Деда Афгана, но это не имеет никакого значения. По крайней мере — для нас!
— Дедушка, а вы с Дедом Афганом вместе долго воевали? — спрашивает Чайка нерешительно.
— А? Ну, как сказать: вот как в нашем полку командиром подполкана Долича поставили, так и я приехал. А было это, стало быть, в восемьдесят пятом — он переводит дух. — А в восемьдесят шестом, уже перед самым дембелем, я в госпиталь загремел, в самый Ташкент. Так что года полтора, внучка, года полтора… Ничего плохого про него не скажу: дельный был ротный. Уважали мы его — надежный был мужик. Потом я его еще в девяносто восьмом встречал, аккурат за месяц до дефолта… Посидели, выпили, вспомнили ребят…
— Дедушка, а вы тоже десантником были? — вылезает с вопросом Сенька Добровольский.
— Почему десантником? — изумляется первоколхозник. — Я в мотострелках служил, как и Евгений Ваныч, светлая ему память. В триста девяносто пятом мотострелковом полку двести первой мотострелковой дивизии.
Как так? Дед Афган же вэдэвэшником был? Может, это — не тот? Может, другой?..
Ну да! А фотография? И, кстати, если уж на то пошло: я ж картинки видел старинные. Десантники в голубых беретах ходили, а эти все — в панамах. И фотографии Деда Афгана — то в панаме, то — в фуражке, то — в каске…
— Нет… Переживал ротный, конечно, что не в десантуре он служит. Все рвался доказать, что зря его в Рязань не приняли. Вот и занимался, тренировался… Сперва сам, а потом и за солдат взялся… Нас так выдрочил, что мы, когда схватились с десантерами — так их отму… — он сбивается и смущенно кашляет, но тут же выправляется, и гордо заканчивает, — ремнями их километра три гнали. А то и больше.
— Леш, — тихо шепчет Катя, — это ж надо обязательно нашим сообщить. А то получается, что мы сами Деда Афгана оболгали… Надо, чтоб все правду узнали…
Ага, правду… Интересно, а как с памятником быть, который в столице — Галиче стоит? Там Дед Афган, между прочим, в берете десантном изображен. Памятник переделывать? А бюсты, там где он тоже в берете? Изъять? Это сколько ж работы впустую?.. Кому такая правда нужна?..
Но все равно: встретить живого соратника Деда Афгана, это, я вам доложу… Ну, вот как если бы к Алеше-найденышу один из этих… как их там… «пап под столов», что ли?.. Нет, вроде как-то не так… Автостолов?.. Тоже не то… В общем, если бы к нему привели одного из тех, кто его Христа живым видел и под его командой служил. Представляю, что бы было!..
Мы мучили старика бесконечными вопросами, требовали самых мельчайших подробностей и даже самых незначительных фактов, пока, наконец, после полутора часов бесконечных расспросов, вопросов, восхищений и восторгов, не вмешались врачи, которые заявили, что Федор Иванович устал, что ему немедленно необходимо отдохнуть. Мы расстались, получив от старика заверения, что при первой же возможности он отправится в Пионерию, посетить мемориал Деда Афгана и встретится с нашими ребятами. Он уходил, тяжело приволакивая ноги, опираясь на свою палку, отдуваясь после каждого шага, а мы стояли под салютом и, замерев, смотрели, как перед нами идет наша славная история…