На фотографии стоят и смотрят в объектив полтора десятка крепких, серьезных мужчин. Все с оружием, хотя оружие не самое лучшее: у пятерых карабины СКС, у двоих — охотничьи ружья, причем у одного из них — простая двустволка. Одеты первоколхозники кто в старенький вытертый камуфляж, кто — в еще более старую советскую военную форму без погон, а некоторые — во что-то, напоминающее юнгшурмовки.
— Все они в еще дотемные времена имели боевой опыт, прошли так называемые «горячие точки» — продолжает Владимир Алексеевич. — И когда империалисты США нанесли удар, когда государство Россия перестало существовать, первоколхозники решили, что нужно держаться вместе. Они приехали сюда, в Первую усадьбу, в те времена — деревню Зименки. Дело в том, что один из первоколхозников, Семен Кузнецов, был уроженцем той самой деревни и у него был там дом…
Первоколхозники были ребята серьезные, не хуже дедафгановких омоновцев. Через пару месяцев в Зименки заявились выродни, навроде тех, что мы встретили в Логиново. Первоколхозники, не говоря худого слова, перестреляли всю стаю, но вскоре возникли новые твари и все пришлось повторять сначала. Так продолжалось года три-четыре, пока даже самые тупые выродни не поняли: ходить в Зименки — себе дороже выйдет!
К тому времени число первоколхозников несколько уменьшилось, но зато к ним присоединились новые люди, также обладавшие боевым опытом. И первоколхозники решили: построить на перекрестке дорог столовую, вокруг которой будет ЗАКОН.
Сказано — сделано. Отныне в столовой мог найти приют любой человек и, кто бы его ни преследовал, пока пришедший не нарушит законов первоколхозников — он под защитой. И драться за него будут насмерть…
От тех времен и осталась странная отделка «Предприятия общественного питания Столовой № 1». Не раз и не два она выдерживала настоящие штурмы, но выстояла. Не одного и не двух товарищей похоронили под залпы первоколхозники. Но время шло, людей становилось все больше, и Первоколхозники поняли, что надо расширять район своего Закона. Тогда-то и создан был колхоз имени товарища Сталина, в котором сейчас больше семидесяти тысяч колхозников, не считая примерно пятидесяти тысяч лишенцев.
Лишенцы — это те, у кого нет всех прав. Либо сами виноваты, либо — пленные, которые осели в колхозе. Но если лишенец ударным трудом встанет на путь исправления и окончательно перекуется — добро пожаловать в колхоз! Нам обещали таких показать. Завтра.
— А пока, давайте, товарищи, дадим ребятам отдохнуть. А то вон, наша самая молодая участница переговоров уже нас не слышит, — Домостроев с улыбкой показывает на мирно посапывающую Катю. — Завтра будет новый день и новые заботы. Петр Сергеевич, ты на машине? Подбрось ребят до гостиницы, лады?
Глава 4
Следующее утро мы встретили на белоснежных простынях в светлых комнатах старого трехэтажного здания гостиницы «Россия». Хотя не такого уж и старого — просто похоже оно было на дотемные дома, которые нет-нет, да и встречаются еще в наших лагерях, поселках и городах.
С кровати меня сбросил репродуктор, бодро объявивший, что «Московское время — шесть часов. С добрым утром товарищи!», а потом:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
Нас вырастил Сталин — на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
Славься, Отечество наше свободное,
Счастья народов надежный оплот!
Знамя советское, знамя народное
Пусть от победы к победе ведет!
Мы с Катюшкой пели наш гимн, но одновременно я прислушивался к словам того, другого, местного гимна. Здорово! Почти как дома! Ну, совсем почти как дома…
Мы армию нашу растили в сраженьях.
Захватчиков подлых с дороги сметем!
Мы в битвах решаем судьбу поколений,
Мы к славе Отчизну свою поведем!
Славься, Отечество наше свободное,
Славы народов надежный оплот!
Знамя советское, знамя народное
Пусть от победы к победе ведет!
Сквозь стены и двери слышно, как поют наши. Давно утро у нас не начиналось так здорово, так по-домашнему. И потому я совсем не удивился, когда после гимна репродуктор сочным мужским голосом сообщил: «Доброе утро! Здравствуйте, товарищи! Начинаем занятие утренней гимнастикой. Упражнение первое: ходьба на месте. И раз, два …» и бодрая музыка, правда, не на баяне, а на пианино.
К водным процедурам мы с Чайкой перешли одновременно. Вволю натолкавшись и наплескавшись в душе, мы растерлись здоровенным полотенцем («махровое» — восхищенно прошептала Катя, но мне это не в новинку. И потом, мое — все равно лучше!) и, быстро одевшись, выскочили в коридор. Через минуту, много — две, в коридоре уже выстроилось все звено. Так, ну вроде все. Теперь можно строиться и…
— Ой, не могу! Ой, хлопцы, да что ж мы!.. — я захохотал, да так, что только стены не тряслись. — На завтрак построились? Молодцы! У кого талоны есть? Ой, не могу!..
Все так расслабились, так почувствовали себя дома, что сработали вбитые раз и навсегда рефлексы: после зарядки и водных процедур — построение на завтрак.
Первыми сообразили и оценили комизм ситуации мальки. Они завизжали, застонали, завыли от смеха, хлопая друг друга по спинам и плечам. Постепенно к ним присоединились и минусовики, которые тоже от души развеселились над своей ошибкой. Вершиной, апофеозом веселья стало появление из маринкиной комнаты Алеши-найденыша, который, хлопая заспанными глазами, обиженно протянул:
— Веселитесь? А меня не позвали? Разве это по-пионерски?..
…Не знаю, сколько еще продолжалось бы наше веселье, но тут в гостиницу вошли двое парней, на взгляд минус пятый — минус шестой отряд, которые очень вежливо пригласили нас на завтрак.
Завтракали мы не в Столовой № 1, а тут же, при гостинице, которая, к слову, отстояла от «Предприятия общественного питания» на добрых пятнадцать километров. Но ни на количество, ни на качество пищи это никак не влияло. Назвавшийся буфетчиком одноглазый мужчина со страшно обожженной головой и плохо двигающейся левой рукой, одетый в одежду защитного цвета с тремя красными и двумя желтыми нашивками на груди, сообщил нам, что на завтрак он может предложить треску жареную с пюре, сосиски с горошком, яичницу с колбасой, сыр трех сортов и колбасу двух, кофе со сливками или чай с сахаром, печенье. Не уверен, что хоть кто-нибудь, кроме Алеши, у которого опять был «постный» день, соблазнился рыбой. После вчерашнего чая, мы всем рекомендовали взять именно его, но те, кто взяли кофе, тоже ничего не проиграли: кофе был тоже необычный, на кофе не похожий. Точно, что он был совсем не желудевый, не цикорный и не ячменный. И пах так, что голова кружилась. Скорее всего, это был — «кофейный кофе», но спросить мы постеснялись. Не хочется все-таки показывать перед хозяевами свое незнание.
Я уже допивал чай, когда «буфетчик» подошел ко мне:
— Слушай, сынок, а ты в Пскове никогда не бывал?
От удивления я чуть было не поперхнулся горячим чаем:
— Бывал… то есть был… один раз…
Он усмехается, от чего его испещренное лоснящимися пятнами лицо приобретает жутковатый вид:
— Так и я тоже там не всю жизнь прожил… Это не ты со своим звеном возле Гдова финнов прижучил, да так, что они даже бэху бросили?
Было такое. Мы обошли финские позиции по старой дороге и врезали им, да так, что они бросили не только БТР, но еще и два десятка автоматов, три пулемета и миномет с запасом мин…
— Я…
— То-то я смотрю, мне твоя физиономия знакомой кажется — он широко, насколько позволяют ожоги улыбается. — Не узнаешь? Немудрено, знаешь ли. С тех пор произошел «ряд волшебных изменений милого лица». Ленька я, Леонид из противотанкового…
— Гармонист?!
Леню-гармониста под Гдовом знали решительно все — и наши, и финны. Каждый вечер, если только не было атаки, с позиций противотанкового взвода раздавались задорные наигрыши, сопровождаемые не слишком цензурными частушками старинного и собственного сочинения. Вот несколько из наиболее пристойных: