И что в середине утреннего урока моё сердце вдруг так потянулось к тебе, что я с трудом могла говорить…
Я вспомнила, что родители называли тебя «Ири», и подумала, что это имя тебе совсем не подходит, — подумать только, сколько лет тебя так звали! Мне нужно было срочно сказать тебе: не позволяй так себя называть! Никому не позволяй! В этом имени слишком много пустой, фальшивой лёгкости: Ири, Ири, не годится!
(Мири)
(Так меня никто никогда не называл).
Я раскаиваюсь, что позвонила. Сама не ожидала, что могу не удержаться. Но эта странная, угнетающая ситуация с дождём, которого всё нет, очевидно, выше моих сил.
Он, конечно, уже в пути. Что мне ему дать? Какую книгу? Все мои любимые книги упакованы и хранятся в подвале из-за Йохая.
Чем бы заполнить это внезапное молчание?
Это совсем не осень, верно? Это — новая пора года. Белая, сухая, холодная пора (а не поговорить ли нам о погоде?)… Это не смешно: все поля вокруг посёлка высохли. Кто-то рассказывал в магазине, что по ночам в сады приходят лисы и шакалы пить воду, капающую из шлангов. Я вчера видела стаю аистов, которые улетели два месяца назад, — они вернулись! Похоже, что они совсем запутались во временах года. Целый день кружили над сухой плотиной, потерянные и измученные. Я испугалась. Весь природный ритм нарушен. Наверное, ждут нас, тебя и меня? Может быть, кто-нибудь всё-таки остановил всё ради нас?
Он едет ко мне. Кажется, я даже вижу его на изгибах шоссе между деревьями. Мне виден отсюда почти весь его путь от тебя ко мне. Сейчас найду какую-нибудь книгу и засуну в неё это письмо (напишу сверху «лично в руки», не беспокойся). Так странно, что сейчас от тебя ко мне едет человек. Нить…
Ночью мне приснилось, что Йохай снова заговорил. Неделю назад он сумел в классе сосчитать четыре предмета, была большая радость, наверно, поэтому я и позволила себе такой сон: мы с ним идём по бескрайней пустыне, вокруг ни души, солнце жжёт, и он падает. Я беру его на руки и вижу его высохшие растрескавшиеся губы. Последним усилием он поднимает голову и говорит: «Знай, что я всё время понимал каждое твоё слово. Я хочу сказать тебе, что это ты не понимала».
Послушай: я заворачиваю для тебя свою поваренную книгу. Это не обычная поваренная книга. Её написала Анна от руки к моему тридцатилетию (она писала её в течение всей беременности). Триста шестьдесят пять рецептов. Сбереги её! Если не поешь моего супа, так хоть рецепт получишь…
А вот и звонок. Ровно десять минут.
Ты до ужаса точен!
Кажется, она уже узнаёт мой голос. Ну и что?
Значит, такой теперь расклад? Я словами, ты мотоциклами?
Я снова не удержалась. Утро было таким серым и ветреным. Амос принёс большую охапку дров, а я обнаружила на своей «сове» запись, сделанную мною на этой неделе (наверное, в какой-то миг просветления), что нужно вызвать трубочиста.
По радио пообещали, что первый дождь ожидается не позднее, чем послезавтра. Два слова были сказаны ими на моём языке: «первый дождь»…
Хорошо, что мне хватило ума приготовить небольшой пакет, чтобы было что дать курьеру. Ты сам увидишь, что там.
Ну а ты? Почему бы тебе не передать мне записку или просто не приехать однажды самому, в качестве курьера? Ты снимешь шлем, и я увижу, что это ты. Увидишь, как это будет просто…
Что рассказать тебе сегодня?
(Сказать по правде, я заранее придумала, что расскажу и чем заполню эти ужасные минуты…)
Ночью ты опять мне снился. Мои ночи теперь полны снов. Мы были вместе в каком-то высоком доме. Во сне я была рядом с тобой, видела и слышала тебя, но не могла к тебе прикоснуться.
Ты стоял у перил балкона, окружающего патио (это слово повторяется во сне снова и снова, как плач: «Патио, патио…»). И вдруг я вижу, что ты собираешься броситься вниз головой на каменный пол патио. Я пытаюсь тебя остановить, предупредить, что это не бассейн, что там нет воды, но, несмотря на то, что всё происходит у меня перед глазами, ты не слышишь моего голоса (или я не могу крикнуть).
Ты прыгаешь головой вниз в патио, и я слышу, как, падая, ты говоришь себе: «Я знал, что так и будет».
«Я не смогла его остановить», — говорю я себе и сердце моё разрывается.
Падение заканчивается, я вижу тебя лежащим на полу. Ты обнажён, лежишь на боку с распухшей от удара головой. Ты неподвижен, но я слышу, что ты говоришь: «Несмотря ни на что, у меня лёгкое сотрясение мозга и выбиты два зуба. Только и всего».
Я испытываю облегчение оттого, что ты жив, но тот факт, что я осталась наверху причиняет мне ужасные страдания и боль (до сих пор).
…Он уже у дверей. Возможно, на этот раз?..