Мне нечего сказать в свою защиту, я просто не смог побороть эту многолетнюю привычку. Да и наша дружба, и вся наша уникальность всегда держались на кончике иглы насмешки.
Мирьям, дорогая! После письма об ослике тебе хотелось меня обнять. Как ты сможешь теперь обнимать меня? Я не обнял его, не смог солгать и сказать ему, что он красивый мальчик. Мы оба стояли, глядя в сторону, наши плечи дрожали. Все годы нашей дружбы, с её поистине прекрасными мгновениями, наше молчаливое понимание друг друга и, главное, чувство, что наша встреча в двенадцатилетнем возрасте могла бы стать редким подарком этой чёртовой судьбы, — всё было уничтожено.
Вот и весь рассказ.
Вчера мне пришло в голову…
…Жаль, что мы с тобой не можем быть друзьями. Просто друзьями. Типа доброй мужской дружбы. Ну почему ты не мужчина?! Это решило бы массу проблем: встречались бы раз в две-три недели в каком-нибудь кафе или шашлычной, чтобы опрокинуть пару кружек пива, поговорить о бабах, о делах, о политике. В пятницу после обеда играли бы в футбол в Ган Сакере. По субботам выезжали бы на прогулку с семьями. Просто.
Я помню, как он поднял остаток лица и посмотрел в потолок с таким выражением, которое невозможно описать никакими словами. Будто в эту минуту он покорно, с какой-то ужасной интеллектуальной прямотой, выслушал приговор, который мы с ним вынесли, когда были друзьями, — если тебе в чём-то не повезло, значит, ты сам виноват. Если ты наказан — то по заслугам. И вообще, ты сам для себя — заслуженное наказание, не больше и не меньше.
Его лицо дрожало передо мной. У него уже не было черт, способных отразить то, что с ним происходило. Потом он повернулся назад, и мы разошлись, даже не попрощавшись. С тех пор прошло много лет. Я знаю, что он перенёс много операций, оправился и выглядит вполне пристойно. Я даже слышал, что он женился, что у него родился ребёнок, и что они ждут второго.
Он был необыкновенно умным и сообразительным ребёнком. Почти не проходит недели, чтобы я о нём не думал. И всё-таки, ты видишь, я и его вырезал из своей жизни (я поистине гибрид тактики выжженной земли и ликвидации по одному, не так ли?)
Я.
Пойдём в кухню, в мою кухню — с твоей я уже знаком. Сегодняшний вечер — вечер менее грустного дня — первого с тех пор, как ты рассказала мне об Анне. Я хочу побыть с тобой немного, нам это можно — ведь сегодня ровно пять месяцев и семнадцать дней, как мы встретились.
…Во дворе — газон метр на метр, поливальная установка, аккуратная цепочка хризантем окружает двор со всех сторон. По календарю — осень, но воздух горяч и неподвижен. Такое чувство, что зима в этом году отказывается наступать (меня это не слишком волнует). Притворяясь, что пишу ответ возмущённому клиенту, которому я по ошибке отправил не тот заказ, я сижу в шезлонге и чувствую твоё присутствие рядом с собой. Почему-то мне кажется, что сегодня ты не будешь воевать со мной из-за дерзкого приглашения посетить мой дом, по крайней мере, я на это надеюсь — никогда не знаю, за что ты решишь отчитать меня…
(Как, например: «Иногда, написав о чём-то ужасно тяжёлом, ты вдруг завершаешь письмо такой колбасной отрыжкой, что мне хочется тебя убить!»)
Окей. Я пристыжен. Моя предательская натура, мантия примитивизма, в которую я заворачиваюсь для тебя… Я, вне всякого сомнения, честно заслужил эти упрёки. Как, очевидно, и огнемёт, направленный тобой против моего невинного пожелания, чтобы между нами могла быть мужская дружба.
Не надо так сердиться на меня за эти глупости, это всего лишь слова. Честное слово, я не пытаюсь исключить из наших отношений тот факт, что ты женщина, и не вздумай себя кастрировать(?!), чтобы «уж совсем соответствовать» этому моему желанию. Ну, иди ко мне, хватит ссориться! Я так люблю говорить тебе «иди ко мне», сердце при этом окатывает тёплая волна. Знаешь, я уже могу думать о тебе во всех комнатах. Не только в ванной. За последние недели я как бы нашёл для тебя подходящее место, без вторжения на чужую территорию. А где ты думаешь обо мне?
Взгляни: в этот вечерний час у нас в кухне шумно. Идо восседает на своём троне, и перед ним — все сокровища Али-Бабы и Али-Мамы: баночки с простоквашей, йогуртом и творогом, шоколадное масло, спагетти, ломтики яблока, посыпанные корицей, как ты посыпаешь для Йохая (спасибо за эту идею!). Майя у плиты — что-то варит или опаливает на огне куриные крылья на завтра. «Как чудесно на нашей кухне в такие минуты», — думаю я про себя с таким волнением, будто увидел рай, а иногда даже тихо произношу это вслух так, чтобы Майя не услышала (она посмеивается над моей сентиментальностью). Но мне нужно это сказать, ибо в эту минуту я нахожусь не только там, — ты это знаешь, ты сама сказала, что я всегда и в доме, и в то же время вне его, стою там, снаружи, положив руки на подоконник.