— По вам и не скажешь, мама, — заметил я.
— Не дерзи. И думай, как будешь из этого всего выкручиваться, — снова растеряла благодушие мать. — В твоих интересах какобзавестись супругой и хотя бы озаботиться наличием у нее в животе ребенка до того, как старуха отправится на суд богов. Иначе…
Мне не хотелось даже думать о том, что будет «иначе».
— Я все же с ней поговорю, — решил я, направившись к двери. Должна же у нее быть хоть капля сострадания.
— Ну, попробуй, конечно, — хмыкнула мать. — Только надень штаны, для начала.
Благо, бежать для такого жизненно важного, судьбоносного, я бы сказал, разговора пришлось не очень далеко. Комнаты бабули находились в левом западном крыле нашего поместья. И уже спустя несколько минут я стоял на пороге ее спальни.
В комнатах бабули было душновато и пахло какими-то ядовитыми зельями. Почему-то лекарка моей бабушки миссис Кейт Волтер считала, что чем вонючее отвар или мазь, тем лучше оно помогает. Мне в это верилось с трудом, и несколько раз я даже пытался об этом сообщить драгоценной родственнице. Но… я лицо заинтересованное, потому бабуля мне доверяла, но не очень. Мало ли…
В общем-то, я даже не обижался за ее недоверчивость. Помнится, после того, как она в прошлый раз переписала завещание, разделив имущество между всеми отпрысками рода Рейверс, в ее чае, самым неожиданным и волшебным образом уже к утру оказалась магрелия. Идиотом, правда, нужно быть, чтобы травить мага земли цветочками. Но факт остается фактом. На бабулю покушались, и она теперь предпочитала всех любить на расстоянии. Не ближе, чем в несколько кварталов, желательно.
Сейчас Амадея Рейверс полусидела в кровати, обложившись подушками и пристроив на лбу повязку. Годы не пощадили леди Рейверс — некогда самая красивая дама города сдалась времени: ее лицо обзавелось морщинами, волосы выбелила седина, нос стал немного крючковатым. И только в темных глазах, пусть даже за стеклами очков, можно было разглядеть острый ум, трезвый рассудок и хитринку. Которые бабушка умело скрывала, притворяясь немощной. В руках она держала утреннюю прессу и умирать, кажется, совершенно не собиралась. Что было лучше, чем прекрасно.
Правда, завидев меня, спохватилась, вспомнила о тяжелой болезни, терзающей ее уже полгода, и, уронив газету, протянула мне руку, изобразила на лице такую муку, что я почти ей поверил. Если бы не знал, какой бабушка была актрисой, когда это было необходимо.
— Эрик, — простонала бабуля в полной тишине покоев. — Как я рада, что ты, наконец, изволил меня навестить!
— Простите, бабушка, дела… — состроив покаянное выражение слегка помятой с похмелья физиономии, я приблизился к кровати и взял бабушку за руку. — Как ваше самочувствие сегодня?
Бабушка окинула меня внимательным взглядом и вздохнула:
— Все так же, милый. Старое тело не излечить! Если уже там, — ткнула она пальцем в небо или чердак нашего поместья, — заждались, то никакие лекарства не помогут.
Внутренний голос подсказывал, что леди Рейверс давит на жалость и симулирует, но как же можно ее в таком заподозрить?
— Но выглядите вы куда лучше! — заметил я и решил, что тянуть не стоит, пока бабуля не решила, что с нее общения с внуком на сегодня достаточно и пора меня выставить. — Даже смотрю, смогли пообщаться с нотариусом!
Во взгляде леди Амадеи вмиг мелькнули лукавые искорки, но ответила она обиженным тоном:
— Только потому ты и пришел. Если бы знала…
— Бабушка, вы же понимаете, что жениться и обзавестись наследником это не пяти минут дело, — перебил я ее страдальческое стенание.
На что она не обиделась, но как-то позабыла о роли умирающей и довольно резко заметила:
— Ой, я тебя прошу. Вот твой дед… и за меньше управлялся… — бабушка бросила на меня быстрый взгляд, прочистила горло и поправила саму себя. — То есть… не сложное это дело при должном старании.
У меня почему-то свело челюсти. С чего начинать и как спорить с женщиной, вбившей себе что-то в голову?
— Бабуля, это не яичницу пожарить! — процедил я, отпустив ее руку и вскочив с кровати. — В этом деле нужна подготовка, основательная такая… я же не могу в дом привести кого попало.
Леди Амадея посмотрела на меня так, словно я солгал на исповеди.
— Не позднее, как сегодня утром из нашего дома выбежала дамочка, весьма фривольно одетая и по виду зарабатывающая не продажей семечек на базарной площади. — и едва я открыл рот, резко вскинула руку, продолжив: — И не надо говорить, что она только письмо тебе занесла. Или что ты там мне врать удумал?