Все, что я знаю, – это то, что, хотя Зоуи пока что мала и определенно не понимает каждую мелочь, она умна и схватывает все на лету. Ей не потребуется много времени, чтобы понять, что ее новый дом – и мой тоже, и она будет искать моего внимания.
Что я должна делать, когда она это поймет? Уйти?
Я – человек, которого она видела больше всех, кроме Марии.
Мария.
Я не разговаривала с ней с тех пор, как Зоуи вернулась в дом Брейшо. Не то чтобы мы с ней раньше не говорили о чем-то, кроме Зоуи, но моя мать жила девочкой, и теперь между нами выжженная пустыня.
Я достаю сотовый телефон, который Рэйвен прислала мне в подарок, и прокручиваю список до имени матери. Нажимаю вызов, но после нескольких коротких гудков звонок переходит на голосовую почту.
Я не оставляю сообщения.
Возможно, она и родила меня, но у меня никогда не было матери как таковой. То есть не было любви или хотя бы привязанности, которые, если уж на то пошло, точно должны быть у ребенка.
Это я теперь знаю, а тогда не знала.
Никто не скучает по тому, чего у тебя никогда не было, а у меня не было ничего.
По крайней мере, до моего десятого дня рождения, когда в дверях появился мужчина и выложил новость.
Что у меня есть сестра Рэйвен.
Человеком, который пришел поделиться столь важной информацией, был Меро Малкари, биологический брат Ролланда, отца мальчиков.
Меро был больным человеком, и в тот день, когда он осмелился подъехать к поместью Грейвенов, то есть к дому врага своей семьи, он вошел с ухмылкой, с высоко поднятой головой и все такое.
Я никогда этого не забуду…
Листья наверху шевелятся, и я запрокидываю голову посмотреть, что там такое.
Густой плющ полностью закрывает тяжелый камень и толстую металлическую проволоку с шипами – обманчивая красота.
Сегодня ветра нет, почему же они шевелятся?
Потом я догадываюсь. Улыбка вырывается на свободу, и я вскакиваю на ноги, обещая лилиям, что вернусь.
Встаю на четвереньки и заглядываю под калитку, чтобы убедиться, на месте ли тень от замка́.
На месте, и это говорит о том, что замок заперт, как обычно. Я заперта в своей тюрьме.
Подскакиваю к стене, дважды дергаю за плеть и жду.
Это занимает мгновение, потом вижу, что плеть дергают с другой стороны.
Я тихо смеюсь, присаживаюсь на корточки, раздвигаю листья и заглядываю в крошечное отверстие, проделанное в стене.
Вижу его глаза, смотрящие на меня, но лица не разглядеть.
– Ты вернулся! – Я улыбаюсь, хотя он этого не видит. – И как раз вовремя. Уже почти полдень, скоро пролетит птица.
В его глазах я замечаю страх и печаль.
– В чем дело?
– Я не смогу сегодня посмотреть вместе с тобой на стервятника.
Мое возбуждение спадает, плечи опускаются.
– Но почему?
Он отвечает не сразу:
– Там мужчина. Он пришел за тобой.
Мужчина… какой мужчина?
Его взгляд на мгновение отрывается от моего, но затем возвращается, и он говорит возбужденно:
– Ты увидишь. Он уже идет, и твой отец с ним.
Мои глаза расширяются.
– Сейчас?
– Сейчас. – Он вздыхает. – Будь храброй, девочка, делай, что он говорит, и все будет хорошо.
– Ты меня пугаешь.
Он шепчет:
– Все будет хорошо. Я не знаю, хороший ли он человек, но если ты послушаешься, я знаю, что он постарается быть таким.
– Что ты имеешь в виду, почему я должна слушаться? Ведь никому не разрешают разговаривать со мной.
– Они приближаются! – быстро шепчет он. – Знаешь, я не могу дождаться, когда снова увижу тебя.
– А как мы увидимся?
– Я скоро буду с тобой.
Что-то расцветает в моей груди, рука все глубже погружается в кожистую зелень.
– Обещаешь? – громко шепчу я.
– Обещаю, да. Однажды мы с тобой будем вместе навсегда, несмотря ни на что.
Вдалеке звучат голоса.
– Уходи! – снова шепчет он.
Я быстро оглядываюсь, хотя знаю, что за спиной никого нет, и единственный друг, который у меня когда-либо был, но которого я никогда не видела… исчезает.
Встаю и бросаюсь обратно к клумбе. Калитка распахивается в тот самый момент, когда я подхожу к лилиям. Стою, опустив голову, и в поле моего зрения появляются блестящие ботинки отца, а рядом с ними еще одна пара.