Джоди всегда была увлеченной образцовой покупательницей и лихо сметала любую привлекательно упакованную штучку, которая находилась в пределах ее досягаемости. Пока мы делали покупки, я рассказывала ей про Рождество и про то, какие семейные традиции мы соблюдаем в этот день, например украшаем дома и елки, про службу в церкви в канун Рождества, про наволочки, которые мы вывешиваем за дверь, прежде чем отправиться спать. Рассказала о бокале хереса и мясном пироге, которые мы оставляем для Санты, вместе с морковкой для оленей. Джоди слушала с легким интересом, но своими впечатлениями не делилась. Даже не рассказала про прошлое Рождество, которое она провела со своими родителями, что обычно очень запоминается детям, находящимся под опекой. Зато она уловила материальный аспект торжества и начала оглашать мне перечень подарков, которые хотела бы получить в этом году, куда входило (если сократить) все что угодно яркой расцветки, желательно розовое и блестящее.
— Что тебе подарили на прошлое Рождество? — перебила я.
— Ботинки, — ответила она. — Черные, для школы. Но они были без обертки.
— И что вы делали на Рождество? Играли в какие-нибудь игры?
Она кивнула:
— Мы ходили в паб и бросали дротики. Мама выпила много пива и упала, поэтому мы пошли домой. Они легли спать, я разогрела пиццу, и потом всем стало лучше.
Я вздохнула. Какое жалкое Рождество! Но оно, хотя и было безрадостным, было ничуть не хуже Рождества многих детей, которых отдавали мне на попечительство. Эти дети никогда не испытывали восторга и удовольствия от того, что, проснувшись наутро после Рожества, могли побежать потрошить наволочки и искать подарки под елкой.
— На этот раз Рождество будет совсем другим, и я уверена, тебе понравится.
— Правда? — Ее лицо просияло.
— Честно-честно. — Мы продолжили делать покупки, и я решила, что Рождество у нее будет самое лучшее, какое я только в состоянии устроить, — это то немногое, что я могла сделать, чтобы вернуть ей маленький кусочек потерянного детства. Я уже с нетерпением ждала того дня, когда увижу ее радость, хотя до него оставалось еще больше месяца.
Я купила подарки для племянников и племянниц, потом заприметила тапочки с Винни Пухом, которые достанутся Поле. Чтобы не испортить сюрприз, я тихонько уложила их на дно корзинки и постаралась отвлечь Джоди, пока расплачивалась за них. С другими подарками я поступила точно так же, включая пазл с «Улицей Сезам» для Джоди и кондиционер для волос, который приглянулся Люси. В этом году все покупки мы будем делать вместе с Джоди, так что придется хитрить и выворачиваться, но оно того стоит.
Когда мы вернулись, в коридоре как раз встретились с Полой и Люси. Они раздевались и разбирали свои школьные сумки.
— Мы готовились к Рождеству! — прокричала Джоди с радостью.
— Делали покупки, — добавила я. — Я наконец начала.
— Да, покупки, — повторила Джоди, — а мой папа плохой, он снимал с меня одежду и лежал на мне.
Девочки неловко засмеялись. Они не знали, что ответить.
— Джоди, — сказала я. — Мы ходили за покупками сегодня. А то, что делал твой папа, было больше года назад. Не надо это ставить рядом. Это нехорошо.
Но она часто делала так, сталкивая прошлое и настоящее. У нее никогда не было представления о времени, но ее неспособность увидеть разницу между прошлым, настоящим и будущим, кажется, даже усугублялась.
— Хочешь поиграть? — спросила Пола.
Джоди без интереса посмотрела на нее.
— Хочешь, соберем вместе пазл?
— Или поиграем в куклы? — предложила Пола. — Я бы с удовольствием поиграла с твоими Барби.
— Нет! — рявкнула Джоди. — Мои куклы! Кэти, можно посмотреть видео?
— Неужели ты не хочешь поиграть с девочками? Уверена, что это намного веселее, и девочки наверняка захотят послушать, как ты провела день и как ходила по магазинам.
Джоди вздохнула, утомленная моими, непонятными ей, пожеланиями.
— Ну, пожалуйста, Кэти, — взмолилась она. — Я хорошо себя вела?
Я не могла не согласиться и разрешила ей взять наверху одну из ее кассет. Девочки разошлись по своим комнатам. Было видно, что они немного обижены. Понятно, что особого желания играть в куклы с Джоди у них не было, но такой отказ никому не понравится. Пола и Люси старались проводить с Джоди больше времени, подружиться с ней, но достучаться до нее было невозможно. Большинство детей, вне зависимости от своего поведения, все-таки хотят нравиться окружающим и получать от них похвалы. Джоди было попросту наплевать на все. Когда девочки предлагали ей поиграть, ее это не радовало, ей не было лестно и уж точно не приходило в голову, что она их обижает. Она ничего не замечала.
К Эдриану Джоди относилась еще холоднее. Из-за природы травмы, нанесенной ей, всех мужчин Джоди рассматривала с точки зрения секса, пыталась заигрывать с ними или вызывающе тереться о них. Это тоже происходило неосознанно, просто потому, что такой тип отношений соответствовал ее отношениям с мужчинами в прошлом, и чтобы изменить этот алгоритм, потребуется очень много времени. В итоге Эдриану было тяжело общаться с ней, и он предпочитал держаться подальше.
Начав чистить картошку на ужин, я услышала шум, доносящийся сверху. Я уже собралась было бежать наверх, но потом поняла, что это были за звуки. На видеокассете были записаны песни и танцы, где детей призывали танцевать с ними. Джоди просто смотрела видео и танцевала.
Я вернулась в кухню и задумалась. Когда встал выбор — одной смотреть видео или играть с моими детьми, — Джоди без колебания выбрала видео. Дело было даже не в том, что девочки ей не нравились. Но если вставал выбор, быть одной или провести время с кем-то, Джоди всегда выбирала первое. Прошлое научило ее тому, что другие люди могут принести боль и тревогу, — и этот урок заставил ее оградиться от внешнего мира.
Я боялась, что это печальное наследие может остаться с ней на всю жизнь — ее враждебность, постоянная готовность к обороне и задержка в развитии. Джоди не была хорошенькой, умной или талантливой, не была доброй, отзывчивой или ранимой. Она по-прежнему страдала от лишнего веса, несмотря на все мои усилия, но зато вес стабилизировался (хотя бы!). Она была грубой, неприятной, агрессивной, жестокой, и у нее не было ни малейшего желания нравиться. Все это вместе не могло не отталкивать от нее людей. Она неспособна была вызвать чью-либо симпатию. В ней не было ничего такого, что побудило бы кого-то быть с ней рядом, завоевать ее расположение.
Насколько я могла предположить, никто никогда не заинтересуется Джоди до конца ее жизни (конечно, кроме тех, кто захочет обидеть ее). Никто никогда не полюбит ее. Я прислушивалась к ее неловким неритмичным прыжкам и, как никогда, чувствовала себя привязанной к ней. Но ведь еще не поздно? Ей всего восемь, боже мой, неужели невозможно изменить ее судьбу? Я искренне надеялась, что еще можно исцелить ее надломленную душу, и я чувствовала себя обязанной возродить Джоди к жизни, чтобы дать ей шанс вернуться в детство, которое так жестоко отобрали у этого ребенка. Я была обязана отдать все свои силы на это, и если любовь, внимание, доброта и тяжелый труд хоть на что-то способны, я не остановлюсь ни перед чем, пока буду в силах помогать этой несчастной девочке.
ГЛАВА 16 Паутина
Стоял декабрь, прекрасное чистое морозное утро. Солнце мягким золотым шаром висело в небе. От мороза и усердного катания на велосипеде щеки Джоди раскраснелись. То и дело она останавливалась поправить шарф — часть комплекта, который я ей купила: сиреневая шапочка, шарф и перчатки с пушистой отделкой. Мне с трудом удалось отучить ее надевать их, когда она укладывалась в постель.
Я зашагала быстрее, как только мы приблизились к парковым воротам, — и мои мысли тоже понеслись быстрее. Я нервничала, и на сей раз не все мои страхи касались Джоди. Накануне мы ходили в школу Эбби Грин и встретились с ее директором. Адамом Вестом. И хотя встреча прошла хорошо, Вест сказал, что не сможет зачислить Джоди, пока не будет подтвержден документ о дотации, на что могло уйти месяца три. Тем временем Джоди придется продолжать заниматься с репетитором, что определенно не отвечало ее потребностям. Девочке, помимо собственно образования, требовались стабильный распорядок, такой как в школе, и общение с другими детьми.