Мужчины прощаются, коротко пожимают друг другу руки. Богдан снова занимает кресло рядом со мной.
— У тебя такой вид, будто тебя заставили сделать что-то противозаконное, — усмехается Богдан.
— А это не так?
— Нет, конечно. Я никогда бы не позволил втянуть тебя в сомнительное мероприятие.
— А все те делишки, которыми помышляла эта фирма?
— Фирма? Ася, ты не представляешь масштабов своих владений.
— Мне ничего не нужно, ты же знаешь. Надо было отказаться…
— Ася, куколка, так безопаснее для тебя, для Артёма безопаснее. Теперь все, кому надо будут знать, что ты вступила в права наследования, точнее, управления. По сути, всё принадлежит твоему сыну. И все, кому надо, знают, кому принадлежишь ты и чей это сын. Так действительно будет безопаснее.
— Безопаснее? Разве грязный бизнес может быть безопасным? — я закатываю глаза и тяжело вздыхаю.
— Да почему он грязный-то? — смеётся Богдан. — То, что Хасан с Русом прикрывали бизнесом свои грязные делишки, не делает его грязным или незаконным. Как сказал адвокат, больше от нас не потребуется участвовать в этой части. Они подчистили все следы, убрали Хасана, уверен, что надавили на его семью, поэтому Гузель, как прямая наследница, и торопится избавиться от третьей доли.
— Ты собираешься её выкупить? — заглядываю ему в глаза.
— Да, — не скрывает Богдан. — Ты пойми, с тех пор, как я вывел свою часть активов из тени, я потерял очень многое, чтобы избавиться от влияния семьи Хасановых. Мне приходилось уступать, отдавать доли своих предприятий, даже убыточных. Так я гарантировал молчание и отсутствие интереса к теневой стороне дел наших семей. И если я теперь могу всё это вернуть на законных основаниях, то почему нет? Что я теряю, в конце концов?
— Значит, бизнес, основанный вашими семьями, будет принадлежать только тебе?
— И тебе, Ася. Я не забираю у тебя твою долю. Ещё и половина доли Гузели станет принадлежать тебе по закону после приобретения, совершённого в браке.
— Мне ничего не нужно, — капризно протягиваю я.
— Это бизнес нашей семьи, — Богдан пожимает плечами. — Он будет процветать и приумножаться, и не столь важно, на кого оформлен какой кусок.
— Я не собираюсь ни во что вникать, — сообщаю ему на всякий случай. — Ты тогда сам… процветай и приумножай его, пожалуйста. Только безо всяких опасных моментов. Ты нужен нам дома, в целости и сохранности.
Богдан усмехается и в одно движение руки подхватывает меня, усаживая к себе на колени.
— Тебе и не нужно ни во что вникать, куколка. Просто будь моей нежностью и люби меня, а я позабочусь о твоём благополучии, о твоей безопасности и о твоих детях. Моих детях.
Наконец я делаю то, о чём мечтала долгие дни разлуки: провожу языком по его губам, и он не выдерживает, врываясь в мой рот необузданным, диким и пьянящим поцелуем. Я всхлипываю от полноты чувств. Особенно, когда Богдан обхватывает под пышной юбкой платья мои ягодицы и прижимает теснее к восставшему естеству.
Единственная мысль, которая настойчиво бьётся в голове, что ещё рано. Нам нельзя. Даже несмотря на то, что от желания темнеет в глазах и мне до одури хочется совершенно иных прикосновений. Но муж с рваным стоном отрывается от меня. Тяжело дыша, упирается лбом в мой лоб и спрашивает:
— Долго ждать, пока ты оправишься от родов?
— Проникновений лучше избегать две-три недели, — разочарованно шепчу я.
— Ну, надо, значит, надо, — серьёзно кивает мужчина. — Главное, чтобы ты скорее поправилась и восстановилась, безо всяких осложнений…
— Всё будет хорошо, Богдан. Теперь всё будет хорошо.
Муж улыбается, и мне кажется, ещё никогда прежде я не видела такого спокойствия и уравновешенности в его глазах.
Он поднимается со мной на руках и идёт в детскую. Здесь всё как я хотела, и даже лучше. Богдан предусмотрел всё, что я благополучно забыла, ещё и сделал между нашими комнатами проход.
В углу у окна в кресле-качалке сидит Рашида, Тёмушка спит у неё на руках. Богдан усаживает меня на диванчик, забирает сына, и его сестра оставляет нас одних.
Муж устраивается рядом, покачивая малютку, и я кладу голову на крепкое мужское плечо. Богдан целует мою макушку, усмехаясь своим мыслям, но не выдерживает и тихо говорит:
— Знал бы, как оно сложится, забрал бы тебя на день раньше.
— Фу, какой ты неотёсанный мужлан! — фыркаю я.
— Какой есть, — пожимает он плечами. — Зато весь твой. А ты моя. Куколка, ты только моя. Навсегда.