Я уже успокоилась и готова отстраниться, но вдруг происходит нечто очень странное. Тихонов громко вздыхает, а потом целует мою макушку.
— Затихла? — спрашивает своим фирменным тоном с лёгкой хрипотцой, и я киваю. — Вот и умница. Нужно поесть.
Он отстраняется, не глядя на меня, берёт больничный поднос и устраивается рядом.
— Либо ты сама всё съешь, либо мне придётся накормить тебя, — предупреждает Тихонов.
Я смотрю на молочную кашу, на воздушную творожную запеканку с изюмом, на какао с пенкой и понимаю, что просто не могу пересилить себя, и качаю головой, упрямо поджимая губы.
Мужчина недовольно цокает, подхватывает ложку, набирая кашу, и отправляет себе в рот. Съедает три ложки, четвёртую — подносит к моим губам.
— Видишь? Я жив-здоров, Ася. Я буду лично контролировать всё, что попадает на твою тарелку. Обещаю.
Богдан кормит меня, а когда я неловко дёргаюсь и пачкаю кончик носа, он, посмеиваясь, стирает кашу большим пальцем. Обхватывает ладонью моё лицо и мягко треплет.
— Я рад, что ты поправилась, Ася.
Смотрит мне в глаза. Приближается к моему лицу, шумно втягивая носом воздух. Мой запах? О Боже! Между нами остаются считанные сантиметры. Я чувствую его жар, дыхание по коже.
Мужчина упирается лбом в мой. Смотрит пытливо. Его ладонь скользящим движением ложится на заднюю сторону шеи, удерживая или поддерживая. Что он собирается сделать? Неужели поцелует?
Вижу в его взгляде борьбу, мелькающее разочарование. И рука с моей шеи исчезает.
Богдан чуть смещает свою голову. Ведёт носом по коже от скулы вниз, к самой горловине больничной сорочки. И целует мою ключицу.
Всё происходит настолько неожиданно, что я вздрагиваю и ахаю. Громко и несдержанно.
Нежное касание грубых губ совершенно не вяжется с образом Тихонова.
Не знаю, кто из нас смущён происходящим больше, потому что, пока я сижу, пытаясь унять трепыхание в груди, он резко отстраняется, не глядя мне в лицо, вообще не смотря в мою сторону. Тяжело дышит, словно пробежал стометровку.
— Ешь, Ася. — бросает грубо, поднимаясь на ноги.
Я понимаю, что он сейчас уйдёт. Хватаю его за руку незнамо зачем.
— Богдан…
— Ася, ешь! — отрезает он. — Мне нужно уйти.
Смотрит на меня пылающим взглядом. Чёрные агаты метают молнии. Я не понимаю, что происходит.
— Пожалуйста, Богдан… — чёртов Давыдович!
Он нависает надо мной, сжимая челюсть, цедит:
— Пожалуйста — что, Ася? Что — пожалуйста? Что?
— Мне страшно, — вырывается у меня, — вы можете побыть со мной? Пожалуйста, Богдан…
Мужской взгляд опускается на мои губы, и он тяжело вздыхает.
— Я только переговорю с врачом и вернусь, Ася. Ешь.
К тому моменту, как хмурый Богдан возвращается в палату, я успеваю подчистить тарелки и даже запиваю больничный завтрак отвратным какао, который терпеть не могу ещё с детского сада.
Но недавний инцидент с мужскими губами на моих ключицах неожиданно пробуждает во мне аппетит. Уверена, всё дело в выбросе адреналина. Не иначе. Не может же быть, чтобы на меня так подействовал его приказ?
Мужчина влетает в палату и, игнорируя меня, усаживается на стул в дальнем углу, у окна. На его лице вновь угрюмое выражение лица.
— Поела?
— Да.
— Хорошо. — он сжимает переносицу двумя пальцами. — Тогда я поехал.
— Разве вы… — заставляю себя произнести, — не побудете со мной ещё немного?
— Ты цела и невредима, сыта, под присмотром, а у меня есть и свои дела. — выпаливает он, поднимаясь. Медленно вышагивает в сторону двери. — Я очень занятой человек, Ася. Я не могу просто сидеть возле тебя.
— Пожалуйста, вы обещали, что побудете со мной, когда переговорите с врачом, — всхлипываю неожиданно для самой себя, — Пожалуйста, Богдан…
Мне кажется, что это происходит снова. Воздух застревает посреди гортани, а завтрак поднимается вверх. От страха удушения мои глаза наполняются слезами. Я задыхаюсь. Не могу дышать. Сердце колотится от панического ужаса, отзываясь глухим стуком в ушах.
Взгляд мужчины обречённо сосредотачивается на моём лице, и он подходит. Берёт меня за плечи и резко встряхивает.
— Это просто дурное воспоминание, Ася. — говорит его голос за пеленой охватившего меня тумана. — Сейчас я позову врача.
Я качаю головой, но он упрямо сжимает губы, безразлично глядя на мои слёзы.