— Богдан, пожалуйста… — шепчу я. — Я просто не могу одна, останьтесь со мной хотя бы ненадолго.
Он сомневается. Я вижу это по его недовольному взгляду. По напряжённому телу. По застывшему лицу. Он что-то решает для себя, а потом возвращается к стулу. Подхватывает его за спинку, с грохотом опускает рядом с койкой и садится.
Звенящая тишина палаты напрягает. Я сижу, обхватив свои колени, а Богдан всё так же не смотрит на меня. И когда я совсем было решаю о чём-нибудь заговорить, он переводит на меня тяжёлый взгляд.
8. Богдан
Как в тумане вылетел из палаты и впечатал кулак в стену возле двери. Кретин! Кому будет проще и лучше, если я не сдержу собственных слов?
Да что такого в этой чёртовой девке, помимо очевидного? Ненормально желать отодрать кроху только потому, что она так сильно похожа на мать! Только потому, что она невинна. Только потому, что её тело подобно сахарной вате. Разве недостаточно аргументов «против»?
На губах до сих пор чувствуется её вкус, и это сводит с ума. Нельзя касаться запретного. Нельзя целовать это хрупкое тело. Это вызывает отвратительное желание подмять под себя и покончить разом со всей дурью.
Плохой план. Просто зряшный. Неужели я действительно рассчитывал, что она, дочь своих родителей, будет похожа исключительно на своего отца? Что этим мне будет проще питать свою ненависть к этому… плоду? Грёбанной ошибке, которой не должно было случиться?
2002 год.
Случайная встреча в толпе как насмешка от судьбы.
Я — с бутылкой отвратительного пойла, бредущий куда глаза глядят. Она — в кольце охраны своего мужа, всё так же обворожительна и прекрасна.
Наши взгляды пересекаются. Она вздрагивает всем телом. В её глазах я вижу столько эмоций! Должно быть, это всё то, чего её же стараниями я никогда больше не смогу испытать.
В голове проносятся яркие вспышки воспоминаний о каждой счастливой встрече. И наш первый поцелуй, незадолго до того, как мне пришла повестка.
***
Мы гуляли в парке Горького привычным составом: мы с Серёгой и Маша Миронова.
— Ребят, а пойдёмте в пещеру ужасов? — рассмеялась девушка.
Я любовался ею. Лучи солнца тонули в её светлых волосах, а в глазах вспыхивали золотистые искорки. Я, словно заворожённый, смотрел, как тонкие пальчики отщипывают кусочки от огромной сахарной ваты и исчезают у неё во рту. Губы, покрытые сахаром, нестерпимо хотелось заклеймить жаркими поцелуями, слизывая сладость языком.
— Да ну, там такие глупые страшилки, — бросил Сергей.
— Пошли, — кивнул я.
Под подколки моего лучшего друга мы устроились в маленьком вагончике и въехали в темноту туннеля. На очередном повороте из-за угла выскочил скелет, и Маша, завизжав, вжалась в моё тело.
Я нерешительно обнял её плечи, и она подняла на меня глаза. На нижней губе девушки таяла прилипшая вата, превращаясь в сладкий сироп.
— Богдан, ты мне нравишься, — прошептала она, и сама потянулась мне навстречу.
Наши губы встретились на полпути. Вагончик замер в полной темноте, но нам больше не было дела до окружающего мира. Я пил сироп с любимых губ, которые отвечали мне взаимностью.
***
В знакомых до каждого пятнышка глазах песочного цвета скапливаются слёзы, которые тут же сбегают по её лицу торопливыми дорожками, и Маша поднимает руку, стирая их ладонью.
На её пальце тоненькое золотое колечко. Заметив мой взгляд на нём, Маша быстро опускает руку вниз. Я прослеживаю это лёгкое движение, пока её ладонь тихо не опускается на огромный живот, и морщусь.
Это правда. Кровь ублюдка теперь в ней. Она вынашивает плод от него. Чистая и непорочная девушка, обещавшая меня ждать, моя невеста, ради которой я собирался поступиться принципами своей семьи, вынашивает такого же ублюдка, как его отец. Того, кто назывался моим лучшим другом. Того, кто воткнул мне в спину нож по самую рукоять. Того, кто отравил тело моей любимой девушки своим семенем.
— Ненавижу, дрянь. — говорю в никуда и жадно хлебаю из горлышка, чтобы вытравить из памяти её образ.
У меня нет ни единого сомнения, что от такой связи может родиться только нечто мерзкое и богопротивное. Ошибка.
Просто, мать твою, грёбанная ошибка!
Наши дни.
Тусклый свет больничного коридора возникает перед глазами, и я выныриваю из воспоминаний и иду к врачу.
— Как она, док? Жить будет?
— Наблюдается небольшая отёчность слизистых гортани и пищевода, но это наименьшее из всех зол, которые могли сопровождать такое отравление.
— Как долго ещё ей потребуется госпитализация?