Я вспыхиваю. От носа и до кончиков ушей горю, как алое знамя. Грубо и пошло заданный вопрос смущает меня. А ещё больше — брезгливое выражение лица Богдана. Я не нахожу в себе сил ответить вслух и лишь качаю головой.
Не порвал. Хотя однажды всё шло к этому, но я в последнюю минуту спасовала. Испугалась. И больше он не настаивал, давал мне время подготовиться.
— Ну и чудненько, — кивает Тихонов. — Но трогал? Дыньки твои смаковал? Киску?
У меня на глазах выступают слёзы. Противно, что этот мужлан говорит мне все эти вещи. Грубые, порочные слова, что слетают с его губ, кажутся мне мерзкими.
Мужчина грубо хватает ладонью мои щёки и приближается.
— Запомни, что этот сосунок был первым и последним мужчиной, кто посмел притронуться к тебе. Отныне всё это, — он осматривает моё тело, — моё. Только моё. Ослушаешься, пеняй на себя.
Дорога до больницы проходит, как в тумане. Тихонов несколько раз говорит с кем-то по телефону, управляя своим огромным чёрным Хаммером. Он почти не смотрит на дорогу, хотя несётся с немыслимой скоростью. На моё счастье — или, скорее, напротив — мы чудом доезжаем в целости и сохранности.
Он открывает дверь и подаёт мне руку, но для меня всё равно очень высоко, и я прыгаю, врезаясь в его грудь. Богдан морщится, но мне уже наплевать. После того, как он сажал меня в машину у дома, обхватив мои бёдра руками, мне уже ничего не страшно. Почти.
Тихонов снова за руку ведёт меня в больницу, игнорирует всё и вся, уверенно проходит к лифту. Я хочу спросить, знает ли он, где моя бабушка, но не рискую. Конечно, он знает.
Нам навстречу выходит доктор. Он тепло приветствует Тихонова и говорит, что приступ удалось быстро купировать, бабушка в порядке и я могу навестить её. Я надеюсь, что Богдан отпустит меня одну, но он и не думает об этом. Открывает передо мной дверь и уверенно заходит следом. В палате я сразу бросаюсь к бабушке и плачу. Сажусь на край койки.
— Полно тебе слёзы лить, дочка, — кряхтит она. — Всё обошлось.
— Слава Богу, бабушка! Я так испугалась!
Богдан подходит ближе и кладёт руку на моё плечо.
— Здравствуйте, Агриппина Юрьевна, рад видеть вас в бодром здравии. — быстро проговаривает он.
— Здравствуй, Богдан, — вежливо отвечает бабуля, и её глаза увлажняются. — Не ждала я тебя так рано. Может, не будешь спешить?
— Я своё слово держу, — усмехается он. — Сказал, через восемнадцать лет заберу её, вот и пришёл.
— Дай мне слово своё, твёрдое, что не обидишь деточку, — просит бабушка, и у меня перехватывает дыхание. — Дай слово, что позаботишься о ней.
— Агриппина Юрьевна, Ася уже взрослая девочка, совершеннолетняя. Её жизнь теперь в её руках. Будет послушной женой, будет как сыр в масле кататься. А нет… так и суда нет.
— Богдан, она и жизни не видела. А ты — со школы под венец! Дай хотя бы слово, что не надругаешься над ней! Что дашь ей попривыкнуть к тебе!
— Бабушка! — смущённо перебиваю я.
Я даже не задумывалась, что он подразумевает под браком и это тоже. Меня пробирает дрожь, и он точно чувствует это.
— Я не обделён женским вниманием, — внезапно смеётся Тихонов. — В этом плане твоя внучка меня не интересует.
Его реплика звучит искренне, и я облегчённо выдыхаю. А вот бабушка, наоборот, хмурится:
— Значит, в жёны её, а спать на стороне? Ах ты, ирод! Зачем тогда удумал жизнь ей ломать?
— Дело чести, — рубит он. — Отдыхай, Агриппина Юрьевна. Завтра навестим.
Он грубо тянет меня за собой. Я только и успеваю махнуть бабушке рукой.
И снова всё повторяется. Он ведёт, я смотрю в спину. Останавливается, и я торможу.
Он поднимает на меня свой тяжёлый взгляд.
— Сейчас мы зайдём к врачу и поедем за шмотками. Прибарахлить тебя нужно. Твои тряпки совсем не годятся.
Я хочу спросить, к какому врачу и зачем, но замечаю табличку у двери. Акушер-гинеколог. Врач высшей категории. Муратов Иезекииль Севастианович.
— Друг семьи, — усмехается Богдан. — Почти родственник.
Моргаю удивлённо. С его повадками пещерного человека — и к мужчине на приём? Но все вопросы отсеиваются, когда вижу в кабинете практически столетнего старца.
— Богдан, мой мальчик, — поднимается врач и обнимает Тихонов. — Что привело тебя ко мне?
Смотрит вежливо на меня.
— Моя невеста. Ася. — выплёвывает Богдан, словно ругательство. — Хочу убедиться, что качество стоит тех усилий. Ну ты понимаешь, дядя Изя.
— Ася? Миронова? — с мягкой улыбкой спрашивает врач, и Тихонов коротко кивает. — Что ж, душенька, прошу на кресло.
Мне становится дурно. На полном серьёзе. Голова кружится, в груди глухо стучит сердце, всё тело наливается тяжестью.