— Я поздороваюсь, — тихо бросаю Русу и устремляюсь к ней.
Опускаюсь на карточки рядом, оправляю съехавший плед.
— Здравствуй, Гузель. Как ты? — спрашиваю у неё.
Вполне ожидаемо, что она молчит. Лишь упрямо сжимает свои губы. Но всё-таки не выдерживает и поворачивается.
— Это правда? — Женский голос взлетает на несколько октав. — Ты женишься… на ней?!
Я смотрю ей в глаза, всеми силами удерживая взгляд, но помимо моей воли он упрямо скользит на левую сторону её обезображенного огнём лица, сморщенной коже на шее, безволосым проплешинам на голове. Она нервно поднимает руку и поправляет оставшиеся волосы. На пострадавшей в огне руке сгибаются только два пальца — большой и указательные. Остальные навсегда обездвижены под тонкой белёсой кожей на месте ожога.
— Не смей так смотреть на меня! — медленно проговаривает женщина. — И ответь на чёртов вопрос!
— Да, Гузель, — киваю, отвлекаясь от разглядывания уродских шрамов, — пришло время.
— Ненавижу тебя, — бросает она глухо.
— Я знаю, Гузель, знаю.
— Надеюсь, кто-то наберётся смелости и закончит начатое. — говорит мне в спину, когда я уже ухожу. — Аллах покарает тебя, Богдан. Девчонка должна умереть, и она умрёт, вот увидишь.
— Посмотрим, — зло кидаю в ответ и тороплюсь войти в дом, чтобы не нагрубить обиженной на весь мир изуродованной женщине.
Сразу прохожу в кабинет. Где же ещё могут ждать Хасан со своим верным пажем?!
Стоит только устроиться на стуле перед Габбасом, как он говорит:
— Руслан, мальчик мой, оставь нас.
Бывший приятель хмурится, но не смеет ослушаться хозяина этого дома. Я в упор смотрю на старика и надеюсь, что он понимает: я давно не двадцатилетний пацан, у которого не было права слова или действия, и своё я буду отстаивать и защищать любым способом.
— Друг мой, — улыбается Хасан, — ты так возмужал! Сколько мы не виделись?
— Ещё бы три раза по столько же не встречаться, — отвечаю ему.
Он заливается смехом. Смотрю, как сотрясается дряблая кожа, как редкие седые волосы падают на лицо. Человеку со стороны невдомёк, что этот безобидный с виду старичок всё ещё способен размозжить голыми руками черепушку или переломать позвоночник одним выверенным ударом ноги.
— А ты возмужал… Молодец, я всегда уважал тебя за верность слову и непоколебимый дух. Мужик сказал, мужик сделал, — взгляд становится колючим, — ты же не растерял этого? Взяв на себя ответственность, ты же позаботишься обо всех договорённостях?
— Да. — Словно у меня есть выбор! — Вы же знаете, что можете положиться на меня в данном вопросе. Через две недели Ася станет моей женой…
— Я хочу, чтобы ты предоставил мне доказательства, Богдан. Ты понимаешь? — спрашивает он, но я не тороплюсь отвечать. — Что это действительно месть, что ты не покровительствуешь девчонке в память о её матери, что однажды ты не освободишь её…
— Достаточно того, что она будет носить мою фамилию, — перебиваю его суждения. — Это уже гарантия…
— Нет, Богдан. Гарантией выступит её невинность.
Старый идиот до сих пор живёт прошлым и цепляется за древние устои. Словно современных мужчин и женщин останавливает поруганная честь и развод в анамнезе! Но мне так даже проще, если посудить. Увидев доказательства, они оба оставят эту историю, поросшую мхом.
Так я думаю, когда хмуро киваю в ответ на настойчивую просьбу предоставить доказательства. Но мои надежды разбиваются сразу после этой беседы, когда Хасан отправляет Руслана с инспекцией по моей части бизнеса.
Я убиваю на это всю долбанную неделю. И даже в субботу, когда терпение на исходе, я провожу добрую половину дня за переговорами.
Сижу в кабинете, на громкой связи — конференция с представителями филиалов, разбросанных по разным городам. И я уже не могу выносить ни этого душного кабинета, ни этого утомившего меня разговора, в полной готовности послать всё к чёрту, когда дверь тихонько приотворяется и я вижу Асю.
Девушка начисто игнорирует мой взгляд, мой безмолвный приказ покинуть кабинет и не отвлекать меня от дел. Медленно подходит, покачивая бёдрами.
На ней деловой костюм, больше похожий на школьную форму. Значит, прибарахлилась к учёбе. Интересно, все ли обновки смотрятся столь вызывающе, несмотря на очевидную простоту?
Чертовка садится сверху. Грёбаная наездница, моментом поднимающая моё давление и вызывающая каменный стояк, закидывает руки мне на плечи и приближает своё лицо, заглядывая мне в глаза.
Я стараюсь не думать о причинах, по которым я не трахался уже целую тысячу лет. Стараюсь не думать, почему меня совершенно не беспокоит такое положение дел. Стараюсь не думать, почему сейчас я испытываю облегчение.